[205], коль мое мнение хоть что-нибудь да значит в этом городе.
Бруно с недоумением воззрился на него.
– Возьми его домой и прочти. Сегодня ты мне здесь не нужен, сынок.
* * *
В своей маленькой квартире на Дорсодуро Бруно зажег свечу и пристроил ее прямо на тюфяк. Он лежал совершенно неподвижно, а вокруг валялись страницы гранок обвинительного заключения. Он ничуть не беспокоился, что пламя свечи может перекинуться на рассыпанные бумажные листы. Мысли его яростно метались по замкнутому кругу между сестрой и любовницей.
Вплоть до сегодняшнего утра мысли его были заняты Джентилией.
Вчера вечером к нему прибыл посыльный с письмом от матери настоятельницы монастыря Сант-Анджело ди Конторта. Обнаружилось, прочел он, что его сестра Джентилия страдает сильным умственным помешательством, посему монахиням пришлось поместить ее в лечебницу, открытую священниками на Мурано. Ради ее собственного блага ее отвезли туда в тот же вечер. Он не сможет навестить ее, пока она хотя бы немного не успокоится и не придет в себя. Но он не должен волноваться за нее или пытаться снестись с нею, поскольку в нынешнем состоянии любое общение с внешним миром лишь умножит ее страдания.
– Бедная Джентилия, – громко произнес он вслух. – Она даже не узнает о том, что Сосия опозорена, как она и предсказывала.
Он вспомнил свой последний визит к сестре, как она бормотала что-то нечленораздельное себе под нос, а на пальце у нее была так туго намотана прядь чьих-то волос, что кончик его посинел. Он попытался распутать волосы, но она воспротивилась, злая, точно хорек, и он поспешно отступил, позвал монахинь, чтобы они помогли ей, и удрал из монастыря.
Когда первые рассветные лучи разогнали по углам тени в его комнате, он заметил царящий в ней беспорядок. Здесь была Сосия, понял он. Должно быть, она приходила вчера, когда он был на работе, но до того, как он получил ужасные известия о Джентилии. Повсюду он находил следы ее присутствия, а рядом с кроватью на полу валялась ее сорочка.
– Она воспользовалась своим ключом и привела сюда очередного любовника! – вскричал он. – Наверное, именно он, кем бы он ни был, и дал ей экземпляр Катулла!
И вдруг он заметил, что в комнате царит непривычная тишина. Потрясенный известиями о Джентилии, он совсем забыл о своих воробьях. Они не чирикали. Поднявшись с тюфяка, он подошел к клетке. Птички лежали среди зернышек, шейки их были вывернуты под неестественным углом, глаза остекленели, а клювики приоткрылись, словно в последнем отчаянном усилии запеть.
Она даже не потрудилась закрыть дверцу клетки. Бруно потянулся и вытащил оттуда маленькие трупики, держа их на вытянутых руках. Вернувшись к тюфяку, он опустился и осторожно уложил птичек себе на грудь.