- Смеешься!.. Как бы плакать не пришлось!
- Только не через немца, ему я все отплакала Может, я через сеноуборочную плакать буду - дюже гадко мы робим...
Знакомый, прерывистый, тошный подвыв обернулся осветительной ракетой, повисшей над деревней и со страшной отчетливостью озарившей все дома, палисадники, плетни, складки грязи вдоль улицы, фигуры и лица людей.
- Сергеевна! - заорала Петровна - Колоти в рельсу! Вишь, свету сколько! Айда до клеверища!"
...Поле. Бабы ворошат граблями тяжелое клеверное сено. Гудят самолеты, скидывают ракеты - будто долгие свечи горят над полем. В их свете, по-русалочьи зеленые, движутся бабы. Красиво, страшно и сказочно вершится этот простой труд посреди войны.
Но вот одна ракета вспыхнула над самыми головами работающих, замерли грабли в руках женщин. Петровна задрала голову кверху.
- Спасибо, господа фрицы, нам работать светлей!.. - заорала во все горло. - Дуняша, запевай!..
Дуняша запевает маленьким чистым голосом. Родившийся в ее горле звук вначале кажется непрочным, слабым, готовым вот-вот умереть в грохоте наводнившей мир злобы. Но он не умирает - в него вплетаются другие женские голоса, и песня живет под небом, озаренным нечистым светом, на бедной измученной земле...
...Утро. Бабы работают в поле. Подъезжает на велосипеде девчонка-почтальон. Бабы со всех ног кидаются к ней.
Первой подбежала Софья, взяла письмо, развернула и, закричав дурным голосом, ничком повалилась на землю.
- Неужто похоронку получила? - зашептались женщины.
Комариха наклонилась к Софье, старыми, цепкими руками повернула ее за плечи.
- Сонь, Сонь, ты чего?
- Ранили!.. Васятку моего ранили!.. - рыдая ответила Софья.
- Тьфу на тебя! Зазря испугала. Не убили, и ладно.
- В госпиталь его свезли! - надрывалась Софья. - Полево-о-ой!
- Так это же хорошо, дура! Вон Матвей Крыченков в госпитале лежит, Жан Петриченков из госпиталей не вылазит.
Все женщины, кроме Комарихи, оставили Софью и окружили почтальона. Не из душевной черствости, а потому, что одно лишь было страшно в те лихие дни: похорон-ная. А ранен - что же, отлежится, крепче станет.
- Анна Сергеевна, держите!.. Матрена Иванна, держите!.. - Девчонка огляделась, нашла Настеху, и что-то лукавое появилось в ее взгляде.
Она увидела, как мучительно и безнадежно ждет письма Настеха
- Настеха, пляши!
- Вот еще! - из остатков гордости независимо ответила Настеха.
- Пляши, Настеха, а то не дам письма. - Девчонка помахала солдатским треугольничком,
- Нечего дурочку строить! - Настеха попыталась вырвать письмо, но девчонка успела схоронить его за пазуху.