Ульяна слушала меня потрясенная. Будучи сильно взволнован сам, я по ошибке прочел в ее прекрасных изумленных горящих глазах немой упрек в том, что я, по сути, новичок как среди коллекционеров, так и среди исследователей столь бессердечно иссушал страдающий от жажды кал под палящими лучами взошедшего в зенит Солнца, обрекал его на пытку недостатком воздуха, ведь калу нужно так много свежего кислорода, чтобы чувствовать себя вольготно, деформировал и вмешивался грубыми движениями в его изящные формы, готовые, казалось, улетучиться от одного дуновения ветерка и уже собирался полностью каяться в своих научных жестокостях, как моя юная любовница пробормотала:
— Кал… Живой… Как же я не думала об этом…
Ульяна (право же, я не предполагал, насколько сильный шок произведет на нее эта давно известная истина!) словно в шоке упала за моей спиной на колени, порывистыми движениями расстегнув пуговицу моих штанов, приспустила их до самой земли, сладко впившись в мою кожу коготками, развела немного в стороны яблочные половинки зада и прижавшись к анальному отверстию губами, зашептала:
— Милый, любимый, ты там! Молчи, молчи, я знаю! Я люблю тебя, пойми, ты мой самый дорогой, самый волшебный, самый ласковый…
Не говори ничего, только коснись меня, моей щеки… умоляю тебя… я перед тобой на коленях… я твоя рабыня…
C этими словами Ульяна сначала заглянула в мой анус, словно это была замочная скважина, затем приложилась к нему ухом и закрыла глаза, как обычно слушают морские раковины.
Сказать, что я был потрясен этой сценой — ничего не сказать. Внешне я казался просто взволнованным, но каждая клеточка моего мозга, моей души подчинилась какому-то неописуемому хаотичному движению… K счастью, мне не пришлось отказать безумствующей возлюбленной в удовольствии прикоснуться к горячему, еще не рожденному калу — сделав определенное усилие, я слегка выдвинул сфинктером краешек каловой колбасы, но, почувствовав прикосновение любящих губ она тут же спряталась обратно.
Ульяна была на восьмом небе — то состояние, когда счастье людей пребывающих на седьмом небе кажется бестолковой суетой в сравнении с тем высшим началом, ментально приласкавшем ее душу и выразившимся физически в прикосновении к щеке, губам, глазам… — прикосновении кала, еще не обретшего плоть…
Ульяна лепетала это в полузабытьи, я подхватил ее на руки и если бы мы расстались с вами на тропинке, выходящей к аллее с высокими черно-зелеными липами, то вы, любезный читатель, дошедший со мной до конца этой истории, глядя нам в след еще долго бы видели фигурки стройного юноши с темными кудрями, и нежно оплетшей грациозными руками его шею изящной белокурой девушкой, словно котенок расположившейся на руках своего мужчины, не спеша удаляющегося по бесконечной липовой аллее к своему счастью.