… Утром я опять стояла перед дверью бывшей квартиры С. Г. Шора и давила кнопку звонка.
Бездельные старые люди были рады мне. Мы сели вокруг стола с желтой скатертью, прожженной, видно, сигаретой почти посредине… Разговорчивая Эмилия Борисовна даже отставила чайник и не долила мне в чашку, когда я спросила её, — в связи с чем, с каким событием случился с Розой Леонидовной инсульт, может быть, она, Эмилия Борисовна, знает, помнит?
— Как же мне не помнить? — оскорбленно воскликнула старуха. — Это же была наша огромная семейная драма! Розочке нужны были деньги для лечения Семы. У Семы нашли рак. А где взять деньги, чтобы оперировали добросовестно? А здесь началась перестройка, деньги обесценились. Розочка пошла просить по людям. Сема валялся весь лимонный и худой. Сема умолял её ни к кому не ходить, не унижаться. Но Розочка даже на коленях стояла… Слава Богу, операцию. Сделали бесплатно и очень удачно. Но Розочка слегла сама в тот день, когда ей кто-то из тех, в кого очень верила, отказал в деньгах. Она… Мы знаем из первых рук, от Семы… она вернулась вся бурная, негодующая, кричала: «Какая низость! Какая подлость! Какая жадина!» Упала и не встала уже.
— О ком это она? Не поняли? Кто жадина?
Эмилия Борисовна дрожащей от волнения рукой долила мою чашку из чайника для заварки с красным петушком на боку, орущим что-то там, вытянув шею…
— Она как упала, так больше ни слова, речь утратила, к утру умерла. А Сема на все вопросы отвечал одно: «Нечего было ей унижаться! Я не просил! Мне без неё нечего делать на этом свете».
И вот ещё что рассказала старая дама, вздыхая и вытирая платком сухие глаза: Семена Григорьевича нашли на могиле Розочки абсолютно пьяным. Но это уже, слава Богу, весной, когда было более-менее тепло. Он едва вышел из больницы и сразу же напился, хотя врачи ему рекомендовали ни капли спиртного не употреблять. Ни капли. С тех пор он и ушел от людей, привязался к собакам.
— Держался… в смысле здоровья… на одной ниточке, — тоненько выговорила Эмилия Борисовна, словно вспомнив свой девичий голосок, и залилась слезами. — Все, все мы на одной ниточке…
Мне надо было задать этой паре стариков ещё один вопрос, довольно жесткий, и я его задала:
— Ваш собственный сын часто пил с Семеном Григорьевичем?
Муж и жена переглянулись. Яков Григорьевич растерянно спросил, прижмурившись:
— Наш сын… наш Андрей… действительно… Поздний ребенок! Слишком жалели, лелеяли…
— Я родила его в сорок два! Все, все говорили — это подвиг! — тихо покаялась старуха. — Но для чего! Он запутался в том, что можно, что нельзя. Он пробовал торговать подержанными автомобилями… Он пробовал торговать спортинвентарем… Но прогорел… Это ведь так называется? Да, да… раз вы уже все знаете… он сидит в Бутырской тюрьме… Мы связаны по рукам и ногам… его подставили… Ему всего тридцать три… Бывший инженер…