– Насколько я помню, это вы были в моем.
Он улыбнулся, и сердце Элеонор неожиданно и опасно затрепетало.
– Не поспоришь. Повезло, что я вообще сумел купить билет. – Он вытер запачканные сажей руки о штаны. – Я вспомнил вас, как только мы расстались у почты. Я вернулся, но вы уже ушли.
Так он вернулся!.. Элеонор смутилась.
– Так вы здесь живете?
– Временно. Кибитка принадлежит фермеру, который меня нанял.
– А я думала, вы уже закончили работу у мистера Николсона, – вырвалось у Элеонор.
Она мысленно выругала себя. Теперь он поймет, что она о нем спрашивала.
– Здесь ведь нет ни воды, ни света?
– Мне и не нужно.
– Где же вы готовите?
Он показал на огонь.
– А где моетесь?
Он кивнул в сторону ручья.
Элеонор подняла брови. Молодой человек рассмеялся.
– Мне здесь спокойно.
– Спокойно?
– Разве вы никогда не хотели сбежать от мира?
Элеонор подумала, как тяжело все время быть матерью семейства, как от постоянной бдительности кажется, что суставы одеревенели, а шестеренки в мозгу накрепко стянуты резинкой.
– Нет, – ответила она отрепетированным за долгие годы беззаботным голосом. – Никогда.
– Наверное, такая жизнь не для всех, – сказал он, пожав плечами. – Хотите чаю, пока сохнете?
Элеонор проследила взглядом за его жестом и увидела на печке кастрюлю.
– Пожалуй, выпью чашечку. – В конце концов, она замерзла и туфли еще мокрые. – Все равно ждать, когда дождь закончится.
Он заварил чай, и Элеонор спросила про кастрюльку. Молодой человек рассмеялся и сказал, что чайника у него нет, но кастрюля вполне справляется.
– Вы не любите чайники?
– Почему же, люблю. Просто у меня его нет.
– Даже дома?
– Вот мой дом, по крайней мере сейчас.
– Куда же вы пойдете, когда закончите здесь работу?
– Куда глаза глядят. Мне не сидится на одном месте, – объяснил он. – Я нигде долго не задерживаюсь.
– Я бы не вынесла, если бы у меня не было дома.
– Мой дом – люди, те, кого я люблю.
Элеонор горько улыбнулась. Когда-то давно, целую жизнь назад, она тоже говорила что-то подобное.
– Вы со мной не согласны?
– Люди меняются. А дом, настоящий дом со стенами, полом и крышей, с комнатами, где полно милых сердцу вещей, с воспоминаниями, притаившимися в тени… В доме надежно и безопасно. Там все по-настоящему и…
– Честно? – Он подал ей чашку чая и сел рядом на стул.
– Да, совершенно верно, – согласилась Элеонор. – Честно, и хорошо, и правильно.
С чего это она разоткровенничалась? Теперь он решит, что она немного странная – разве может нормальный человек испытывать столь теплые чувства к зданию?.. Но он тоже улыбнулся, и Элеонор поняла, что он все понимает, хотя и не согласен.