– Стой, господи, стой!
В глазах у него помутилось. Он провел рукавом по лицу, потом откинул назад голову и посмотрел сквозь голые ветки вверх. В синее небо.
– Ну пожалуйста!
Гамаш почти выбежал из леса. Он почти добрался до школы.
Бовуар на миг закрыл глаза.
– Пожалуйста! – взмолился он.
И снова поднял пистолет. Его рука больше не дрожала. Он твердо держал цель. Но уже не ноги Гамаша.
– Стой! – закричала Лакост, целясь в спину Бовуара.
Она видела впереди старшего инспектора, бегущего к деревне. И видела Жана Ги, собирающегося стрелять в Гамаша.
– Бросай пистолет! – приказала она.
– Нет, Изабель, – отозвался Бовуар. – Я должен.
Лакост изготовилась к выстрелу. Промахнуться с такого расстояния было невозможно. И все же она медлила.
Она услышала что-то в его голосе. Не мольбу, не просьбу, не безумие.
Голос Бовуара звучал сильно и уверенно. Его прежний голос.
У нее не оставалось сомнений относительно того, что он хочет сделать. Жан Ги Бовуар собирался выстрелить в старшего инспектора Гамаша.
– Прошу тебя, Изабель, – проговорил Бовуар.
Он по-прежнему стоял спиной к ней, подняв пистолет.
Изабель Лакост встала устойчивее, взяла пистолет двумя руками. Прижала палец к спусковому крючку.
Арман Гамаш был точно в прорези прицела на «глоке» Жана Ги Бовуара.
Старший инспектор достиг края леса, до школы ему оставались считаные шаги.
Бовуар сделал глубокий вдох. Потом выдохнул.
И нажал на спусковой крючок.
Арман Гамаш почти добежал до школы. Стрельба прекратилась.
Он знал, что успел. Теперь он сможет освободить Жана Ги.
Он уже выходил из леса, когда ударила пуля. Сила удара приподняла его и развернула. За миг до того, как он упал на землю, за долю секунды до того, как мир погрузился во тьму, он встретился взглядом с человеком, который стрелял в него.
Жан Ги Бовуар.
И Арман Гамаш упал, раскинув руки, словно изображая ангела на ослепительно-белом снегу.
В церкви Святого Томаса в Трех Соснах стояла тишина, лишь шуршала бумага в руках гостей, которые читали порядок богослужения. Склонив голову, вошли четыре монаха и встали в полукруг перед алтарем.
После небольшой паузы они начали петь. Их голоса смешивались, соединялись. Расходились. Потом превращались в один. Это было все равно что слушать одну из картин Клары. С ее цветами, вихрями и игрой света и тени. Все крутилось вокруг неподвижного центра.
Скромное песнопение в скромном храме.
Единственным украшением в церкви Святого Томаса было витражное стекло с изображением вечно молодых солдат. Окно располагалось так, чтобы улавливать лучи утреннего солнца, самого молодого света.