Все изменил 1991 год. Крушение Советского Союза поколебало единство самой крупной из оставшихся его частей — Российской Федерации, и генерал Дудаев, приносивший присягу верности СССР, счел себя свободным от клятвы. Рассчитывая добиться независимости Чечни, он сзывал под свои знамена чеченцев, «мирных» и «немирных», пользуясь терминологией давнего их усмирителя, генерала Ермолова. И Бегаев, которому после выхода из тюрьмы хотелось отведать в жизни чего-нибудь новенького, подался в Чечню.
Свою историческую, так сказать, родину Бегаем видел в советское время всего однажды, мельком, и на новую, дудаевскую Чечню глядел во все удивленные глаза. Впечатление — непрерывный пляс. Плясали, собственно, только старики, исполняя зикр — священный танец войны, но казалось, что все непрерывно движется в головокружительном круговращении, непонятное и втайне исполненное смысла, как фигуры народного танца. Русских выкидывали из домов, им небезопасно становилось ходить по улицам, где торговали чеканкой с изображением богатырей вайнахского эпоса, родо-племенные отношения, которые никогда здесь не угасали, получали права закона. И над обморачивающим пряным безумием пляски реяло знамя — полная луна и лежащий волк.
Из уст в уста передавали некие неблагонадежные личности, что Дудаев, в надежде упрочить свое самовольное президентство, посетил поэта, чьи стихи в Чечне звучат наравне с народными песнями. Поэт, смолоду парализованный, принял его лежа, и Дудаев, склонясь над его кроватью, делился замыслами относительно будущего великой Ичкерии, когда она, многострадальная, наконец-то освободится от русского гнета. Просил о поддержке: «Сегодня для чеченцев особенно важно ваше веское слово!» Когда президент закончил, поэт некоторое время лежал, одеревенело вытянувшись под расшитым узорами плотным одеялом, с неподвижной белой бородой, прикрыв глаза, так что Дудаев с испугом прислушался, не прекратил ли он дышать.
— Сколько мечетей ты построил за время своего правления? — вынырнув из старческой медитации, спросил поэт.
Дудаев назвал точную цифру.
— Хорошо, — одобрил поэт. — Ну а сколько школ?
Дудаеву нечего было ответить.
— Музеев? Университетов? Театров? Библиотек? — продолжал безжалостно допрашивать поэт, и голова президента склонялась все ниже и ниже.
— Это успеется, — пытался он перетянуть на свою сторону неподатливого собеседника. — Сперва мы должны заложить основы…
— Прочь от меня! — повысил голос патриарх чеченской поэзии. — Ты разрушаешь, а не закладываешь основы, и тебя проклянет твой народ.