- Что предлагаешь? Драться кухонными ножами?- спросил Русаков.
За последний месяц они дрались два раза. Правда, не ножами - так просто, на кулаках. Оба раза им помешали: женщины кричали из окон, грозили вызвать милицию - и победа осталась неясной.
- Не ножами,- ответил Колосов.- Зачем мне позориться, резать тебя, как цыпленка? Залезем на телевизионную башню - там не помешает никто. Драться будем на смерть. Проигравший полетит вниз.
- С башни?- уточнил Русаков и почувствовал, как у него засосало внутри.
- С башни, с верхней площадки. Триста метров. В лепешку,- подтвердил Колосов и добавил.- Если ты не ссыкун. Завтра приходи в девять утра. Все и решим. Или не приходи - как знаешь.
2.
Они расстались до завтрашнего утра. Олег шел к себе в общагу, иногда оборачивался и видел незавершенную постройку в форме поганки на длинной ножке, с маленькой шляпкой наверху - заброшенную бетонную башню, которая много лет маячит над городом. Любители острых ощущений, чтобы посмотреть на город с высоты птичьего полета, краской намалевать на стене свое имя, выпить на ветру баночку пива, забирались на верхотуру двумя путями - это было в городе всем известно: карабкались по строительной арматуре внутри башни, или снаружи - по шаткой пожарной лестнице. Уже поубивались десятка полтора подобных любителей. Олег не трусил дуэли, он не боялся смерти, но падать с такой высоты ему было жутко. Чем дольше он старался побороть страх, тем сильнее злился на Колосова, который вместо честного поединка, придумал такую пытку. "Гад! Извращенец! Козел!"- с ненавистью он думал о Колосове и креп в убеждении, что Аню нужно спасать от подобного негодяя.
В общаге соседей не было в комнате. Олег прилег на кровать, хотел, но не смог уснуть, сел за стол - писать письмо маме.
"Мама, если ты будешь читать эти строки - значит, меня уже нет. Я понимаю, как тебе тяжело и очень сочувствую тебе, мама, но другого выхода я не нашел. Мама, береги Алешку,- писал он про брата.- Алешка, слушайся маму".
Олег смял листок, долго рвал его на мелкие клочья - чтобы криминалистам невозможно было прочесть, обрывки выбросил в форточку. Он подумал, что давать советы никому он не в праве.
"Мама и Алешка, прощайте! И простите меня! В смерти моей никого не вините. Я решил сам. Олег".
Русаков остался доволен новым текстом: он звучал лаконично и мужественно. Олег спрятал листок в свою тумбочку, начал писать письмо Ане. Это оказалось сложнее: признаваться в любви мужественно не получалось. Он решил начать так: "Аня, проблема в том, что все красивые девушки уже заняты. Со школы, что ли, их разбирают, или даже с детского сада? Но когда сельские парни, такие как я, приезжают учиться в город, каждую красивую уже сторожит кавалер. Поэтому наша встреча, Аня, не могла пройти гладко. Ты красивая - в этом моя беда..."