Медная пуговица. Секретное оружие (Овалов) - страница 28
Августа Берзиня почему-то щадили, во всяком случае, оставляли в покое, но если Август Берзинь вздумает перебраться через линию фронта, навряд ли его пощадят, да и добраться до линии фронта было не так-то легко…
Для того чтобы действовать увереннее, следовало разгадать тайну Августа Берзиня, присматриваться, выжидать, узнать все, что можно узнать. И лишь тогда…
Но внезапно тайна Августа Берзиня превратилась в тайну Дэвиса Блейка.
Жизнь, как всегда, была сложнее и запутаннее любого авантюрного романа. Герой романа, особенно романа авантюрного, принялся бы сопоставлять факты, делать всяческие предположения, строить различные гипотезы и посредством остроумных предположений в конце концов разгадал бы тайну; но я не владел методом индукции и дедукции столь совершенно, как детективы из криминальных романов, да и терпение мое, правду сказать, тоже истощалось…
Вчера Янковская сказала, что меня зовут Августом Берзинем, сегодня говорит, что я Дэвис Блейк, а завтра объявит Рабиндранатом Тагором…
Я решил заставить ее заговорить!
— Дэвис Блейк? — повторил я и добавил: — Это вы мне тоже не объясните?
— Объясню, но несколько позже, — ответила она, как обычно. — Вам надо слушаться — и все будет хорошо.
Я сделал вид, что подчинился; я позволил нашему разговору уклониться в сторону, и мы заговорили о неизвестном мне Берзине, которого Янковская знала, по-видимому, довольно хорошо. Я принялся иронизировать над его условными белесыми акварелями, наш разговор перешел на живопись вообще, Янковская сказала, что ей больше всего нравятся пуантилисты, всем художникам она предпочитала Синьяка, умеющего составлять видимый нами мир из мельчайших отдельных мазков…
Внезапно я схватил ее за руки и вывернул их назад, совсем так, как это делают мальчишки.
Янковская закричала:
— Вы с ума сошли!
Никогда ранее я так не обращался с женщиной, но меня вынуждали обстоятельства.
— Марта! — сдавленным голосом крикнула
Янковская, но я бесцеремонно прикрыл ей рот ладонью.
Перевязью с портьеры я прикрутил ей руки к туловищу и насильно усадил в кресло.
По-видимому, она подумала, что я пьян, и глухо пробормотала:
— Не нужно, не нужно…
Но я уже понимал, с кем мне приходится иметь дело.
Без всяких церемоний я осмотрел ее; свой пистолет она обычно носила в сумочке или в кармане пальто, и никакая предосторожность не была с ней лишней.
Сдернутой со стола скатертью обвязал ей ноги и сел в кресло напротив.
— Поймите меня, Софья Викентьевна… — сказал я, — на этот раз вы в моих руках и будете мне отвечать.
Даю слово, что в таком положении вы будете находиться до тех пор, пока не начнете говорить, а если так и не надумаете заговорить, я вас застрелю, а сам постараюсь добраться до своих, даже рискуя попасть в руки гестаповцев и…