Ани, надо отдать ей справедливость, сразу и без труда поняла, о чем идет речь.
— А… а они могут ей чем-то навредить?
Вот это уже напрасно! Этого вопроса задавать не надо было, потому что я сам вторые сутки терзаю свой мозг и душу этим вопросом и ответа пока не нахожу.
Пришлось еще раз сделать внушение Ани.
— Я прошу тебя о трех вещах, — как можно сдержаннее произнес я, — ни о чем не спрашивать, никому ничего не говорить, особенно Марии, и делать только то, что я тебе велю.
Не стал я пить Анин кофе; бросил трубку на рычаг и подался в суд. Настроение — хуже некуда. Пока шел, передумал о тысяче вещей, но поверх всего — о бедной нашей святой Марии, которой довелось родиться под таким несчастливым знаком, о том, как обделила ее судьба человеческими радостями, сколько страданий и боли пережила она и как ей удалось сохранить живую добрую душу и ясный ум. А эти кобры хотят отнять у нее крохи, которые дают ей гордое чувство самостоятельности…
— Увидим, увидим, кто будет молиться в этой церкви, — пробормотал я сквозь зубы, минуя постового у входа в суд.
Постовой вытянулся и, решив, что я обращаюсь к нему, отдал честь:
— Слушаю, товарищ полковник!
— Здрасьте! — Я машинально кивнул головой и через секунду понял, что обратился к парню совсем не по уставу, но мне наградой было счастливое покрасневшее лицо мальчика, восторженно гаркнувшего:
— Здравия желаю, товарищ полковник!!!
Новенький, наверно. Не помню его — скорее всего, недавно присланный из пазарджикского училища. Я представил себе его вечером рассказывающим своим приятелям, как полковник Свиленов поздоровался с ним совсем по-дружески — «здрасьте»… Я прошел прямо в кабинет к председателю окружного суда Томову. Он сидел за столом, с удивлением глядя на лежавшую перед ним раскрытую новенькую папку. Не нужно было даже напрягать зрение, чтобы увидеть исковое заявление Цачева и уже знакомые мне документы.
— Что это за идиотизм, Свиленов? — резко бросил Томов вместо приветствия — впрочем, руку он мне пожал. — Откуда возник этот Цачев?
— Мир велик, время от времени в нем появляются и Цачевы, — ответил я и сразу опустился в огромное допотопное кресло у стола. — Прописка у него в порядке, площадь для проживания имеется.
— Да откуда все-таки он взялся? Он здесь всего около года. А до этого? Никто ничего не знает, где он жил до этого и что делал!
— Он здесь родился и здесь рос. Я был знаком со второй женой его отца Терпой Робевой, он оказался ее наследником.
— Ну хорошо, ему нужно получить ее дом, а что ему нужно от Марии Атанасовой?
— Какой еще дом?