— Ну, этой… Робевой. Уже полгода он судится с Советом и требует, чтобы ему вернули этот дом, а дом, между прочим, включен в городской жилой фонд еще в 1945 году.
Вот это удар!! А я-то воспринимал его как мелкое жулье. Если ему удастся получить этот дом, который в наших условиях жилищного кризиса сразу сделает его богачом, плюс тир, тоже худо-бедно дающий кое-что… Интересно, сколько он обещал отвалить Ценкову в случае удачи? Рвение кобры мне стало понятным.
Я перегнулся и взял со стола папку.
— Как идет дело с домом?
— У нас это дело не пройдет! — заявил Томов столь категорическим тоном, что сомневаться в бесполезности притязаний Цачева не приходилось. — Но ты ведь знаешь, сколько новых распоряжений, инструкций, законов выходит каждый день — и все в защиту имущественных прав. Я боюсь, что он начнет стучаться во все двери, потрясать своими инвалидными справками и орденами — и, глядишь, какая-нибудь дверь и откроется…
— Чтоб его черт побрал! — вспыхнул я, последнее время нервы у меня совсем разгулялись, хорошо еще, что я порой отпускаю вожжи только перед своими. (А вообще, широко известно, что человек как крикнет, так ему и полегчает, будто в крике отрицательная энергия вырывается вон, как из аварийного клапана…) — Слушай, Томов, отдайте ему этот дом, пусть успокоится и откажется от тира! Кроме того, он ведь имеет право только на половину дома, как одинокий…
— Вот как? — теперь Томов перегнулся ко мне. — Одинокий? Кто тебе сказал? Тебе бы следовало иметь исчерпывающие сведения об этом типе, тем более что тебе достаточно было бы для этого нескольких минут!
— Но у меня не было для этого ни времени, ни конкретного повода до сих пор, — ответил я, пытаясь понять, почему «этот тип» показался мне прилизанным старым холостяком. — Я впервые увидел его вчера, а то, что он завел дело против Атанасовой, я узнал пятнадцать минут назад. Не могу же я знать все обо всех жителях нашего города…
— Ну, поскольку он не «все», а нечто особенное, следовало бы знать. Но так как ты не знаешь, то я скажу тебе: Цачев — отец семейства, которое состоит, помимо него, из жены и троих детей, приведенных женой — своих у него нет. С женой он вступил в брак в прошлом году. Имеется еще отец и мать этой самой жены, которая намного моложе его и годилась бы ему в дочери. И еще сестра матери жены, иначе говоря — женина тетка. Так что с таким взводом он не то что дом Робевой — два дома захватит и еще потребует!
— Тогда, значит, у него есть законные и даже моральные основания. Где же им жить…
— Хуже всего то, что моральных прав у него как раз нет, а законные — есть. — Томов предварил мой вопрос и сам перехватил инициативу. — А нет у него моральных прав потому, что в Софии в данный момент вся эта специально собранная за последний год орда проживает в трех квартирах, доверху набитых нанимателями, стало быть, идет спекуляция жилой площадью, но этого мало — «семейка» ищет сто лазеек, как бы обойти закон и нахапать побольше. Вот именно сейчас я жду точные сведения об имущественных комбинациях Цачева и его орды, и, если хочешь знать, я лично обещал ему непременно найти, где обрывается эта веревочка, и уж тогда я заставлю его вернуть государству эти квартиры да еще и понести наказание за спекуляцию. А дома Робевой ему не видать как своих ушей… Но ты ведь знаешь — за нами идут следующие инстанции. О Господи, до чего жарко!