Князь Василий Васильевич собрал в правительство людей весьма толковых. Дьяк Емельян Украинцев ведал иностранными и малороссийскими делами; Венедикт Змеев, имевший чин «думного генерала», заведовал военными приказами; Семен Толочанов отвечал за казначейство.
Очень большим влиянием пользовался Федор Шакловитый, выбившийся из подьячих. С точки зрения бояр он был выскочкой и, всецело обязанный своим положением Софье, неотступно стоял на страже ее интересов. Он командовал Стрелецким приказом, то есть на его попечении находилась безопасность столицы и Кремля. Чем больше опасалась Софья за свою власть, тем ближе она сходилась с решительным Шакловитым, который, в отличие от щепетильного Голицына, не боялся крови и грязи. Сплетник Куракин даже сообщает, что к концу Софьиного правления Шакловитый якобы потеснил князя не только в правительственных делах: «Надобно ж и о том упомянуть, что в отбытие князя Василия Голицына с полками на Крым, Федор Щегловитой весьма в амуре при царевне Софии профитовал, и уже в тех плезирах ночных был в большей конфиденции при ней, нежели князь Голицын, хотя не так явно. И предусматривали все, что ежели бы правление царевны Софии еще продолжалося, конечно бы князю Голицыну было от нея падение или б содержан был для фигуры за перваго правителя, но в самой силе и делех бы был помянутой Щегловитой».
Итак, правительство держалось на твердой воле регентши, государственном уме ее первого министра и стальной хватке «начальника силовых структур».
Этого было достаточно для того, чтобы на какое-то время продлить срок жизни плохо работающего государства, но не для проведения необходимых реформ. «Феодор был преобразователем, насколько он мог быть им, оставаясь в четырех стенах своей комнаты и спальни. Софья по своему полу не могла действовать иначе как из дворца», – пишет Соловьев. Еще одним гандикапом этого правления была его ущербная легитимность. По мере того как подрастали цари, власть «великой государыни царевны» выглядела всё сомнительней.
Двойная инвалидность сковывала правительству руки.
Внутренняя и внешняя политика
Куракин описывает эту эпоху благостно и даже умиленно (хотя тут нужно делать скидку на ностальгию по относительно тихим допетровским временам): «Правление царевны Софии Алексеевны началось со всякою прилежностию и правосудием всем и ко удовольству народному, так что никогда такого мудраго правления в Российском государстве не было. И все государство пришло во время ея правления, чрез семь лет, в цвет великаго богатства. Также умножилась коммерция и всякия ремесла; и науки почали быть возставлять латинскаго и греческаго языку; также и политес возставлена была в великом шляхетстве и других придворных с манеру польскаго – и в экипажах, и в домовном строении, и уборах, и в столах. И торжествовала тогда довольность народная, так что всякой легко мог видеть, когда праздничной день в лете, то все места кругом Москвы за городом, сходные к забавам, как Марьины рощи, Девичье поле и протчее, наполнены были народом, которые в великих забавах и играх бывали, из чего можно было видеть довольность жития их». По сравнению с ужасами 1682 года жизнь действительно внешне наладилась, но это было недолгое затишье перед новой бурей.