Голова Сабины опустилась на грудь в знак раскаяния.
— Так ты не веришь в то, что этот человек находится здесь, чтобы меня арестовать?
— Нет, Сабина, это плод твоего воображения. Это собственная твоя вина, которую ты перенесла на него. Возможно, ты видишь эту вину отраженной в каждом полицейском, в каждом судье, в каждом родителе, в каждом персонаже, наделенном полномочиями. Ты видишь ее глазами других. Это отражение того, что ты чувствуешь. Это твоя собственная интерпретация: глаза мира, прикованные к твоим поступкам.
Сабина подняла голову. На нее нахлынул такой мощный поток воспоминаний, он так глубоко ранил ее, что она задохнулась. Это было похоже на боль от кессонной болезни, переживаемую аквалангистами, когда они слишком быстро всплывают с большой глубины на поверхность.
— В твоем выдуманном мире, Сабина, мужчины были либо крестоносцами, бившимися за тебя на поединках, либо судьями, продолжавшими обязанности твоих родителей, либо принцами, еще не ставшими совершеннолетними и потому не могущими быть супругами.
— Освободите меня, — сказала Сабина детектору лжи. — Выпустите меня на свободу. Я говорила это такому множеству мужчин: «Ты не собираешься отпустить меня на волю?» — Она рассмеялась. — Я была готова сказать это и вам.
— Вы сами должны освободиться. Это произойдет с любовью… — ответил детектор лжи.
— Ах, я достаточно любила, если это могло кого-то спасти. Я любила множество раз. Загляните в свою записную книжку. Уверена, что она вся заполнена адресами.
— Вы еще не любили, — сказал он. — Вы только пытались любить, начинали любить. Одно лишь доверие не есть любовь, одно лишь желание не есть любовь, иллюзия — не любовь, грезы — не любовь. Все это было теми путями, которые уводили вас от себя, это правда, а вы думали, что они ведут к другим, однако до другого вы так и не дошли. Вы были только на пути. Вы могли бы сейчас выйти и найти-другие лица Алана, которые никогда не пытались увидеть или принять? А найдете ли вы другое лицо Мамбо, которое он так искусно от вас скрывал? Вы будете стараться найти другое лицо Филипа?
— Так это я виновата в том, что они поворачивались ко мне только одним из своих лиц?
— Вы представляете опасность для других человеческих существ. Прежде всего, вы надеваете на них мифические наряды: бедняга Филип, он — Сигрид, он должен всегда петь в тон и быть вечно прекрасным. А вы знаете, где он сейчас? В больнице, со сломанной щиколоткой. Из-за неподвижности он сильно прибавил в весе. Вы отворачиваетесь, Сабина? Это не тот миф, который так вам нравился, не правда ли? Если бы Мамбо бросил свои барабаны и пошел домой ухаживать за больной матерью, пошли бы вы с ним кипятить шприцы? А если бы другая женщина полюбила Алана, вы бы отказались от своих детских претензий на его покровительство? Вы бы стали делать из себя полноправную актрису вместо того, чтобы продолжать играть Золушку исключительно в любительских театрах, не стряхивая искусственную снежинку, упавшую вам на нос во время снежной бури, еще долго после того как закончился спектакль, словно говоря: «Для меня нет разницы между снегом на сцене и тем, что падает на Пятой Авеню?» Ах, Сабина, как же вы подтасовывали факты в ваших играх страсти, чтобы только всегда выигрывать! Стремление к победе — еще не любовь!