Ранним утром, сонный Ефим повёз генерала с денщиком в губернский город. Ехали, как водится, с «перекурами», давая отдых лошадям, и добрались чуть ни к вечеру.
На вокзале в кассе Рубанова уведомили, что несколько поездов были отменены, а ближайший — пойдёт завтра утром. Тот же кассир рассказал подробности случившегося в городе инцидента. Выпучив глаза, поведал, что вчера, при возвращении с митинга, бывшего за городом, произошло столкновение между казаками и толпой. Выстрелами из толпы ранены две лошади. При этом арестовали двести человек, — чуть не высунул в окошко голову: «Но сто семьдесят сразу отпустили. А когда они вышли, получили крепких звездюлей от поджидавших их казаков — неча по лошадям стрелять…»
Делать визит губернатору Рубанов не стал, а отпустив Ефима, ночь провёл в гостинице за чтением газет. Из тревожных статей узнал, что некоторые пассажиры скорого поезда, застрявшие в Туле, отправились в Москву на лошадях, согласившись уплатить по 100 рублей и дороже за тройку. А в самой Москве около здания Константиновского межевого института собралась толпа бастующих рабочих в несколько тысяч человек, но была рассеяна прибывшими воинскими частями.
«Что творится, — покачал головой, — но, думаю, до первого ноября, как Глеб на службу выйдет, всё успокоится. А вот и положительное известие, — обрадовался он: «10‑го октября в Петергофе выборные московской народной добровольной охраны имели счастье поднести Его Величеству Государю Императору икону и представить адрес, подписанный членами народной добровольной охраны, в числе около ста тысяч». — Пусть цифра преувеличена, но всё равно славно. Не все веру в Бога потеряли. Есть ещё, кому за Русь—Матушку постоять, — ярко представил, словно сам присутствовал при этом, Николая, принимающего поднесённую икону. — Может, строже с врагами отечества станет. Если не с внешними, так хоть с внутренними».
Где провёл ночь Антип, которому снял отдельный номер, не спрашивал, поразившись утром фиолетовому «бланшу» у того под глазом: «Наверное, мстил за пораненных лошадей».
Утренний поезд тоже отменили. Уехали на вечернем. Причём Максим Акимович, презрев «сословные предрассудки», купил Антипу билет в вагон 1‑го класса.
Одеты они были не в военную форму, а бекеши, отороченные у Рубанова белой меховой отделкой по краю воротника, рукавов и карманов, а у Антипа — чёрной. Но фуражки на них были одинаковые офицерские. Антип своей очень гордился. Словом, в купе ехали два отставных старших офицера.
До Чернигова добирались более трёх суток, бесконечно «отдыхая» в тупиках и на полустанках.