Живым Драгомирова Рубанов не застал. Приехал в день похорон, 15 октября.
Утром следующего дня уехали в Киев и тут вновь застряли.
На вокзале, куда стекались все сведения, они узнали, что железнодорожники юго–западных направлений, ведущих на Полтаву, Курск, Воронеж и Москву — бастуют. Петербургские поезда на сегодня тоже отменили.
— Может, завтра пойдут, — безразлично сообщил похмельный кассир. — Не велика птица, — уныло глянул на Антипа в прекрасной офицерской фуражке.
Максим Акимович сторожил два баула, сидя на лавке в просторном зале: «Генералом, всё–таки, как–то легче жилось», — слушал рассказы пассажира, который представился надворным советником.
Рубанов отрекомендовался подполковником в отставке, что тоже относилось к седьмому классу Табели о рангах.
Как равному, киевлянин поведал соседу по лавке и железнодорожным страданиям, что не может уехать уже второй день, что в городе творятся форменные безобразия:
— Государь, по доброте своей, дал университетам 27 августа «автономию». Полиции в высшие учебные заведения вход воспретили, — начал пространно объяснять ситуацию. — Теперь кому угодно можно там собираться и что хочешь говорить. Воспользовавшись этим либеральным законом, в начале месяца в политехе собралось до пяти тысяч человек. Мой приятель там преподаёт. И что поразительно, — снизил голос, — по его словам, преобладала еврейская молодёжь, — поднял палец, — по преимуществу женского пола… Это нонсенс. Этого не может быть… Не может и не должно, — чуть не выкрикнул он. — Простите, ради бога, нервы, — вытер платком вспотевший лоб. — А 13 октября на митинге в университете собралось до десяти тысяч человек разнородной публики, — написали газеты, — где речи произносили эсеры и бундовцы. Кто это такие? Откуда взялись на нашу голову? Объявили сбор средств на оружие… И всё это открыто, ни от кого не скрываясь… Говорят, что присутствующие бросали золотые монеты, крупные кредитные билеты, а одна дама даже вынула из ушей дорогие серьги. Ведь это — на оружие… По людям будут из него палить, не понимают что ли?! А в ответ — по ним…
«Вот оно, предверие гражданской войны, — подумал Максим Акимович. — Пощады никому не будет. Своих станут убивать с большим желанием, чем врагов — японцев, например. Потому как здесь — ненависть! А там — обязанность и приказ».
— … Простите, опять разгорячился, — отвлёк Рубанова от раздумий голос соседа. — Позавчера, по соглашению издателей газет, все они, кроме патриотичного «Киевлянина» прекратили выпуск изданий. А вчера один мой родственник ехал в трамвае. Так на его глазах зашли пять человек, заорав, что они из «летучего отряда». Он ещё хотел пошутить, почему, мол, едете, а не летите. Спасибо сдержался. Так вот. Отняли ручку от мотора у вагоновожатого, попутно наклав ему в шею — спасибо не убили, и вытолкали всех ехавших из дверей. А почтово–телеграфную контору и вовсе остановили, показав адскую машину. Барышни завизжали и разбежались, — вновь вытер платком лоб. — Скажите мне, куда катимся? — горестно вопросил он, поднимаясь и прощаясь.