Император внимательно и с тайной надеждой глядел на великого князя.
Тот задумался.
Витте, по привычке, даже не замечая, принялся мять какую–то бумажку.
«Вот по правильному назначению и следует использовать твой манифест», — глядя на его манипуляции, подумал генерал–адъютант Рихтер.
— Нет, господа! — разочаровал всех, кроме Витте, великий князь. — На роль диктатора я не гожусь: «Пристрелят, как моего родственника, Московского генерал–губернатора… Вот если бы императором…»
Заседали долго. Устали от споров. Сделали перерыв. В три часа пополудни совещание возобновилось.
Витте немного запоздал, корректируя проект Манифеста согласно выдвинутым замечаниям.
Вечером государь, поблагодарив присутствующих, закрыл заседание, сказав Витте, что помолится Богу, подумает, и после этого сообщит о намерении подписывать или нет Манифест.
Помолившись и подумав, велел барону Фредериксу призвать статс–секретаря Горемыкина и барона Будберга, ожидающих в Петергофе, и передать им на рассмотрение злосчастный документ.
— Сергей Юльевич вместе с Николаем Николаевичем в Питер поехали, — так, между прочем, сообщил государю Фредерикс. — Интересно, кто кого переубедит…
«У Николаши мозгов не хватит Витте в чём–то убедить», — вздохнул император.
Поздним уже вечером Горемыкин с Будбергом раскритиковали проект Манифеста.
Член Государственного совета Горемыкин принципиально не соглашался с необходимостью такого акта.
— Ваше величество, — стал обосновывать свою точку зрения, — сам народ наведёт порядок в стране, если власти не могут, — уколол Николая и правительство.
— То есть — как народ? — удивился царь.
— Это уже и происходит во многих городах. Забастовщики и те, кто их направляет, явно перегнули палку. Прекращение работы больно ударило не только по забастовщикам, но и по простому населению. На рынках закончились продукты. Нет подвоза из–за железнодорожников. В мясных рядах нет мяса. Детям негде купить молока. Нет лекарств для больных — бастуют аптеки. Обыватель в раздражении, мягко сказать ежели… И раздражение это выплёскивается отнюдь ни на власти, а на самих забастовщиков. Железнодорожники вначале храбрились, теперь носа из дома не высовывают. Где их встретят — бьют, не покладая рук. Студентов не только бьют — калечат. Ибо в них видят подстрекателей.
— Я всё для них делаю. Автономию учебным заведениям дал. Учитесь на здоровье…
— Извините, ваше величество, после этой «автономии» они и начали беспредельничать… Вплоть до того, что вместо учебников — револьверы закупают, — разошёлся Горемыкин. — Из Москвы дошли сведения… приказчики и торговцы из Охотного ряда, где прилавки совершенно опустели, первыми начали лупить забастовщиков. И представьте себе — действует… Заработал водопровод. Служащие трёх железных дорог: Казанской, Ярославской и Нижегородской, прекратили стачку.