— Приблизьте к себе национальные силы, ваше величество, поддержите патриотов, и в России наступит успокоение и водворится мир, — посоветовал самодержцу, по окончании аудиенции, Будберг.
«Жаль, Рубанова нет. Уверен, он бы подсказал правильное решение», — отпустил советников Николай.
Перед сном позвонил Трепову, предложив стать диктатором не только в столице, но во всей России.
Подумав для приличия, и восстановив в памяти разговор с генералом Мосоловым, Дмитрий Фёдорович с сожалением отказался от царского предложения, очень этим разочаровав Николая.
Царь всю ночь не спал, думая — нужен стране Манифест или нет: «Опять этот сакраментальный шекспировский вопрос — быть или не быть… Подписывать — или нет!»
После бессонной ночи, морально разбитый и с тяжёлой головой, в одиночестве пил чай в кабинете, вспоминая легенду о Буридановом осле, который стоял между двух стогов сена и не знал, с какого начать трапезу: «Так и издох, бедняга, от голода», — невесело улыбнулся император, услышав через неплотно прикрытую дверь громкий голос в приёмной.
— А что, Ники у себя или в парке на охоте?
«Язвит Николаша», — отвлёкся от раздумий государь, прислушиваясь к старческому тенору барона Фредерикса:
— Николай Николаевич, тебе выпала честь стать спасителем России. Водвори суровой рукой в ней мир и согласие…
— Какая, к чёртовой матери, честь? — перебил министра Двора великий князь. — А суровой рукой пущу в свой лоб пулю, если Ники не подпишет Манифест.
«Вот те раз! Как Витте сумел вчера убедить Николашу», — спокойно встретил ворвавшегося в кабинет двоюродного дядю, который тут же театрально бухнулся на колени и возопил:
— Ваше величество… Манифест необходим России для ея блага…
«На старославянский перешёл», — хмуро глядел на великого князя.
— Не подпишите, я застрелюсь прям здесь, у ваших ног.
«Перед смертью на «вы» перешёл, — вздохнул император. — Не стану уподобляться Буриданову ослу, хотя это сравнение и некорректно», — макнул перо в чернильницу и аккуратно поставил подпись.
Глядя на сохнущие под документом чернила и довольное лицо великого князя, подумал: «Может рядом, в скобочках, приписать — «осёл»».
17 октября, так и не сумев выехать из Киева, Рубанов решил нанести визит генерал–губернатору Клейгельсу, в прошлом году исполнявшему должность Петербургского градоначальника: «Как о нём говорили в столице — человек ограниченный и знающий более природу лошадей, нежели людей, — улыбнулся своим мыслям, глядя на толпы студентов и гимназистов, запрудивших тротуары. — И разговор всегда начинает с фразы «Хотя я человек известных форм», — едва сдержал смех, дабы сидевший рядом в коляске Антип не подумал о барине чего дурного…