— Скубенты совсем обнаглели, — проезжая мимо университета, сообщил извозчик. — Меня вчера вообще из коляски вывалили. Спасибо, лошадей не покалечили. Вон и сейчас этих балбесов сколь собралось. Как хотите, барин, дальше не повезу, — высадил клиентов.
Молодёжь орала и бесилась.
— Совершенно потеряли голову от «свободы». Что делать с ней — не знают.
— Как что, ваше превосходительство, сейчас крушить всё зачнут, — со злостью глядел на студентов Антип. — Ни полиции, ни войск не видать. А в студентах у них тут — евреи одни, — сплюнул под ноги.
— Откг–гыть пагадные двеги-и, — картавя, заверещал какой–то кудрявый брюнет явно не студенческих лет.
— Открыть! Открыть! — скандировала толпа, и когда служители, по приказу ректора, растворили двери, всё это многолюдье, подхватив Рубанова с Антипом, ринулось внутрь здания.
Тут же, как предсказал Антип, стали всё крушить и ломать.
— Свобода, яти её.., — потирал намятые толпой бока бывший денщик. — И фуражки как ни бывало, — расстроился он.
— Да что фуражка, заскрипел зубами Рубанов. — Царские портреты поуродовали. Пошли отсюда.
С трудом выбравшись, долго топали пешком, пока не увидели извозчика.
— Что творится, что творится, — делился тот впечатлениями. — В Николаевском парке собралось скопище, в большинстве своём, евреев. Набросили верёвки на памятник Николаю Первому и пытались стащить с пьедестала. Национальные флаги рвут, пархатые, а какие–то красные и чёрные вывешивают… Из тюрем своих пархатых левольцинеров освобождают, заставляя простых людей вставать перед ними на колени. Ну, погодите.., — увидели, как толпа плюёт и оскорбляет четырёх солдат.
— Отставить, — генеральским басом с хрипотцой рыкнул на небольшую ватагу наиболее активных хулиганов.
— Это что за козырь? — толкнул его вожак этого сброда с красным бантом на груди. — Царские сатрапы пожаловали-и?! — начал идиотничать, выделываясь перед своими. Упиваясь безнаказанностью, поднял руку, намереваясь ударить Рубанова по щеке.
Максим Акимович, с потемневшими от гнева глазами, без раздумий, по–мужицки, с силой накопившейся ненависти, врезал брюнету по его огромному носу. Под рукой что–то хрустнуло, а брюнет, хрюкнув, растянулся на тротуаре.
Антип, таким же образом, отправил отдыхать товарища вожака.
Толпа угрожающе загудела, и Рубанов у многих из них увидел металлические прутья, а у нескольких человек — наганы.
— Равняйсь, — приказал солдатам, дабы сконцентрировать на себе их внимание. — Ружья наизготовку.
И те подчинились.
— Над головами — пли! — услышал недружный залп.
Скопище, предводимое очухавшимися вожаками, растаяло, как и небольшая тучка на хмуром небе, закрывавшая солнце.