Судья лишил его гражданских прав и приговорил к ссылке на поселение.
«Приговор сравнительно мягок, — ожидая этапа в камере пересыльной тюрьмы, размышлял Северьянов. — Думал — каторгу присудят, — с интересом оглядывал себя и других заключённых, переодетых в арестантскую одежду — серые брюки, армяк и шапку. — Только бубнового туза на спине не хватает, — ухмыльнулся он. — Завтра на новое местожительство в село Обдорское повезут, — лёг на койку, закинув руки за голову. — До чего ж спокойно было в одиночке. Никакой тебе суеты и столпотворения, как на пересылке, — с прищуром ещё раз оглядел окружение. — Читай книги, лежи на шконке и отдыхай душой, с уверенностью зная, что никто тебя не арестует… А тут набили этих инженеров, чиновников, телеграфистов, профессоров, рабочих, сенаторов, дворников, хулиганов и карманников. Так и гляди — чего–нибудь свистнут, — сунул шапку за пазуху. — Хотя государство подсуетилось раньше. Вместо моего прекрасного пальто, правда, заштопанного на плече, подсунуло серый армяк», — повернулся к стене и задремал.
Паровоз, натужно сопя и плюясь дымом, тащил за собою вереницу арестантских вагонов.
— Полторы тыщи вёрст от Обдорска до железной дороги, — стращал арестантов унтер, клея языком самокрутку. — А до ближайшего телеграфного поста — восемьсот. Почта приходит раз в две недели, если дороги зимой не заметёт. Так что — пишите письма, как говорится.
— Раньше с шашкой наголо стояли и орали на нас, теперь миролюбиво беседуют, — удивлялся пожилой сосед Василия по зарешёченному купе. — Времена меняются. От людей слышал — конвой считается ненадёжным и за ним наблюдают жандармы, что расположились в соседнем вагоне.
И правда. На каждой станции целый взвод окружал их вагон и ругался с конвойными солдатами, которые покупали на деньги арестантов, у кого они, конечно, были хлеб и другую снедь, также опуская в почтовый ящик их письма, что раньше строго каралось.
Рассветы меняли закаты, монотонно стучали колёса вагонов, и запыхавшийся паровоз притащил скрипящий состав в Тюмень.
— Выходи, — командовал конвой. — Строиться. Отсюда на лошадях до Тобольска отправимся.
Жандармов уже не было, но появился седой капитан и три пристава.
Партия ссыльных составляла всего два десятка человек. Конвойных насчитывалось в два раза больше. Три десятка телег с возчиками ждали отправки этапа.
Но обоз тронулся только утром следующего дня.
Куда спешить?
У одних идёт срок, у других — служба.
По теории подлости — как в дорогу, так дождь.
Арестанты, матерясь, спрыгивали с увязших в грязи телег и толкали их.