К утру, по чистой случайности увидели костёр, и, наплевав на всё — пусть даже будут стражники, наткнулись на гревшихся зырян с нартами.
Те тоже оказались пьяны в пушнину, и заговорили с приезжими на низовом остяцком наречии, из которого Северьянов разобрал только словосочетание про мать–моржиху… Или ещё про какую–то мать…
Зато, услышав про матушку, проснулся лысый возница.
На этом же диалекте, часто поминая маму, чего–то сказал кочевникам, и те, покачиваясь, побрели к нартам — два шага вперёд, три назад, попутно указывая путешественникам на рот и горло.
— Спиртику просят туда плеснуть, — озвучил их жест крестьянин.
— А затем головёшку из костра швырнуть, — разозлился Северьянов.
— По коням! — рявкнул Николай, переполошив, и может даже обидев оленей.
Наконец, чуть не днём уже, лёгкие нарты тронулись в путь.
Немного грело душу то обстоятельство, что застоявшиеся олени, свесив набок языки и часто при этом дыша, бодро помчались в заданном направлении по снежной пустыне к чернеющему вдали лесу.
«Если до леса доберёмся без приключений — зыряне не станут петь на верховом остяцком наречии, а олени им подпевать, то всё сложится удачно», — загадал Северьянов.
Доехали в тишине…
«Ну и Новогодье! Надолго его запомню», — подумал он.
— Николай, чего затих? — нарушил девственную тишину раскинувшейся за лесом равнины, обернувшись на скользящие следом по гладкому смёрзшемуся снегу нарты.
Но ответа не услышал. Лишь олени трясли, словно дразнясь, языками, а мимо проносились заснеженные берёзки, кустарники и горбились по обочинам тракта бугры засыпанных снегом пней.
Нарты летели по открытому месту между берёзовой рощей и замёрзшей речушкой.
«Спит должно быть, — подумал о товарище Северьянов, — вместо того, чтоб любоваться проезжаемой местностью», — хохотнул он.
— Привала, однако, — остановил оленей проводник. — Олешкам мням–мням надо…
— А тебе — буль–буль, — закончил за него Василий.
Тот, не поняв тонкого большевистского юмора — дитя тундры, что с него взять, согласно покивал головой, и зачем–то привязав на шею оленям по полену, отпустил их на свободу.
Северьянов с удивлением глядел, как, учуяв под снегом мох, они копытом раскапывали верхний слой и чуть не с головой ныряли в глубь, дотягиваясь до корма.
Спросить — зачем нужно полено, он не успел, увидев, что черпнув чайником снега и поставив его на костерок, зырянин, запрокинув голову, забулькал из бутылки. Другой жадно глотал слюну, глядя на столь приятное действо.
«Явно не оленье молоко пьют». — Эй–эй, мужики, вам самим по полену на шею надо повесить, — поднялся с нарт Северьянов. — А ежели отрубитесь?!