Ещё сани с убийцей не успели доехать до Никольских ворот, как к останкам мужа бросилась Елизавета Фёдоровна. Она гладила тёплую ещё руку и беззвучно рыдала, глядя на то, что несколько минут назад было её мужем — высоким и красивым человеком.
Любопытная толпа напирала, так как полиция ещё не прибыла, чтоб её оттеснить от обломков кареты и останков великого князя.
— Гляди–ка, — услышала княгиня чей–то голос, — голову разорвало, хоть раз в жизни Серёжка пораскинет мозгами…
Яростно сверкая глазами, она бросилась к толпе, и отталкивая то одного, то другого зеваку измазанными в крови мужа руками кричала:
— Как вам не стыдно… Человека убили… А вы даже шапки не снимите…
Кто–то снял, а большинство, внутренне ухмыляясь, наслаждалось видом убитой горем женщины.
— Люди! Да что с вами? — крестясь, подошла к толпе нищенка. — Ведь ЧЕЛОВЕКА убили…
Император, узнав о случившемся, заперся в кабинете, велев дежурному камердинеру никого не пускать, даже жену.
Через два часа, выйдя с влажными, покрасневшими глазами, играя скулами, протянул генерал–адьютанту исписанный лист.
Вечером вышел манифест: «Провидению угодно было поразить Нас тяжёлою скорбию: любезный дядя Наш, Великий Князь Сергей Александрович, скончался в Москве в 4 день сего февраля на 48 году от рождения, погибнув от дерзновенной руки убийц, посягавших на дорогую для Нас жизнь Его. Оплакивая в Нём дядю и друга, коего вся жизнь, все труды и попечения были беспрерывно посвящены на службу Нам и Отечеству, Мы твёрдо уверены, что все наши верные подданные примут живейшее участие в печали, постигшей Императорский Дом Наш».
Но в подданных печали как раз–то и не было.
Генерал Трепов убедился в этом, читая рапорт директора Департамента полиции Лопухина: «Лишь небольшая часть рабочих проявляла какое–то сожаление о гибели великого князя. В среде интеллигенции царило буквально ликование, а студенты известие о гибели великого князя встречали аплодисментами и возгласами «Долой самодержавие». Крупная интеллигенция ведёт широкий сбор денег на покупку оружия; деньги жертвуют адвокаты, врачи, люди других профессий; значительные средства даёт на вооружение местное купечество».
«Бог поразил их глупостью, лишив разума и здравого смысла, — отложив рапорт, подумал Трепов. — Они даже не представляют, что будет с Россией и ними, ежели падёт самодержавие. Зато газеты, особенно московские, с огромным пиететом писали об убийце, используя такие обороты, как «стройный молодой человек», «умное интеллигентное лицо». — У него не лицо, а образина, — разглядывал фотографию убийцы, невольно сравнивая её с фотографией убитого князя, про которого писали, что у него лик мракобеса и изверга. — Охранительные силы лишились главной своей опоры, — расстроено подумал генерал. — Но у России есть ещё Я».