— А весело, ей–богу! — услышал рядом молодой жизнерадостный голос. — Свобода!
— Да надолго ли? — раздался неподалёку другой, надтреснутый и осипший. — Солдаты, коли им прикажут, враз всех перебьют.
— Не боись, папаша, не перебьют. Броненосец к–э–эк жахнет по казармам… И некому по людя′м станет стрелять, — радовался молодой голос.
Фигуры были серые и одинаковые. Такие же, как собаки.
— Мы им ещё покажем, — погрозила кулаком фигура с молодым голосом.
«Небу, что ли, угрожает? — подумал поручик. — Небу не страшно, — поглядел на тёмный бульвар и чёрные деревья. — И трава пахнет чем–то чёрным… Смертью что ли?!»
Проходя мимо, кто–то толкнул его в спину, матюгнувшись по поводу оставивших город без света властей.
Но он не обратил на это внимания, прислушиваясь к шевелившейся в душе тревоге.
«Каждый человек сталкивается в жизни с дилеммой: быть или не быть… И не знает, как поступить, — поднял глаза к небу. — Мы редко глядим на небо. Земных дел хватает… А ведь ночное небо прекрасно. В неподвластной рассудку дали, среди звёздного простора, как пишут поэты, ковром расстилается Млечный путь… Куда он меня приведёт?»
Ему стало грустно, тоскливо и неуютно. То ли от необъятного звёздного неба, то ли от мысли, что во вселенной — он лишь невидимая песчинка… Исчезни она — и никто не заметит, — шёл по бульвару, не вникая куда. Просто шёл. Думая о вечном, что случается с каждым, более–менее умным человеком: «Что–то шелестит? — прислушался, шагая вперёд и вперёд. Шелест постепенно превращался в шум. — Да это же море», — вышел на набережную, увидев вдали чёрный силуэт броненосца, казавшегося тихим и мирным, с потушенными огнями и, наверное, с зачехлёнными орудиями.
Стало ветрено и свежо.
«Что удивительно, рядом никого нет, — поразился одиночеству. — Море уже не шумит, а гудит, и какой–то луч блеснул на корабле», — прищурился, всматриваясь в даль.
Неожиданно броненосец засверкал яркими предостерегающими огнями.
— Гражданин! — вздрогнул от прозвучавшего в пустоте слова. — Говорят, шо утром палить с пушек зачнут, — глядело на него серое пятно лица на чёрной фигуре, распространяя водочный перегар, настоянный на луке, чесноке и селёдке.
«Никогда не общался с призраком, — мысленно усмехнулся офицер, — да ещё таким благоуханным и демократичным, что, по его милости, уже «гражданином» стал».
— Как пить дать — будут! — прежде обнадёжил — похмелят; но после испугал — убьют, — пахучее привидение.
— Нда–а–а! — глубокомысленно пробормотало оно и исчезло.
— Матросня с рабочими воду мутят, — тут же возникло другое, распространяя запах пота и сапожной ваксы. — Пороть следовало чаще, — испарилось и оно.