– Большое спасибо, – повторила девушка. – Сейчас я тебе верю. Но, пожалуйста, никогда не смотри на меня так и никогда обо мне так не думай!
– Давай поймаем ее и вздернем на высоком дереве! – запальчиво сказал полковник.
– Нет. Давай о ней лучше забудем.
– Я ее и так забыл, – сказал полковник.
И, как ни странно, это была правда. Странно потому, что на миг она появилась в комнате и чуть было не нагнала на него панику; это уж совсем странно, подумал полковник. Он-то знал, как люди впадают в панику.
Но теперь она ушла, ушла безвозвратно; она выжжена, изгнана, разжалована по рапорту в одиннадцати экземплярах, к которому приложено официальное, заверенное у нотариуса, свидетельство о разводе.
– Я ее забыл, – сказал полковник.
Это была чистая правда.
– Я очень рада, – сказала девушка. – Не понимаю, как ее вообще пустили сюда, в гостиницу.
– Да, мы с тобой здорово похожи, – сказал полковник. – Нельзя этим так чертовски злоупотреблять!
– Ладно, можешь ее повесить, ведь это из-за нее нам нельзя пожениться.
– Я ее забыл, – сказал полковник. – Пусть получше разглядит себя в зеркале и повесится сама.
– Теперь, когда ее здесь больше нет, не будем желать ей всяких бед. Но, как настоящая венецианка, я бы хотела, чтобы она умерла.
– И я тоже, – сказал полковник. – Но раз она не умерла, давай забудем ее навсегда.
– Навсегда и на веки вечные, – сказала девушка. – Правильно я выговариваю? По-испански это будет para sempre.
– Para sempre и все такое прочее, – добавил полковник.
Они молча лежали рядом, и полковник чувствовал, как бьется ее сердце.
Приятно чувствовать, как бьется сердце под черным свитером, который связала ей тетка, и ощущать тяжесть длинных темных волос на здоровой руке.
«Но разве это тяжесть, – думал полковник, – они же легче легкого». Она лежала тихая и ласковая, и все, что им обоим было дано пережить, неразрывно связывало их друг с другом. Он нежно и требовательно поцеловал ее рот, и все вдруг замерло, осталось только ощущение нерасторжимой связи.
– Ричард, – сказала она. – Как обидно, что у нас все так получается…
– А ты никогда ни о чем не жалей, – сказал полковник. – Никогда не считай потерь, дочка.
– Повтори.
– Дочка…
– Расскажи мне что-нибудь хорошее, чтобы я могла думать об этом всю будущую неделю, и еще про войну.
– Давай не будем говорить о войне.
– Нет. Я должна о ней больше знать.
– Я тоже должен, – сказал полковник. – Но не о военных хитростях. Один наш офицер в должности генерала как-то словчил и раздобыл план передвижения войск противника. Он заранее знал о каждом их шаге и провел такую блестящую операцию, что его повысили в чине и отдали ему под начало людей, куда более достойных. Вот почему нас одно время били. Да еще потому, что отдых в субботу и воскресенье у нас такая святыня.