– Уже не тот.
– Прошлое свое забыл?
– У меня нет плохого прошлого, есть только хорошее настоящее. В нем-то ты и пытался меня убить.
– В этом настоящем я мстил тебе за прошлое.
– Может быть.
– Если ты такой хороший, то должен меня понять.
– Я тебя понимаю.
– Ты не смог убить меня, я – тебя. Баш на баш.
– Хочешь, чтобы я тебя простил?
– Если ты такой хороший! – Илья Савельевич с надеждой посмотрел на Матвеева.
Вдруг он на деле захочет доказать, что с бандитским прошлым покончено раз и навсегда, и решится на великодушный жест?
– Ты можешь пообещать, что никогда не поднимешь на меня руку?
– Да, конечно! – У Трезубова были связаны руки, иначе он скрестил бы ладони на груди.
Илья Савельевич действительно готов был на все, лишь бы остаться в живых.
Но Матвеев сочувственно покачал головой, отказывая ему в понимании.
– Я тебе не верю.
– Но это правда!
– Правда в том, что ты спал с Мартой.
– Нет! Не было ничего такого! – Трезубов мотнул головой до хруста в шейных позвонках.
– Марта мне во всем призналась.
– Нет!
– Ты мстил мне за прошлое, но с Мартой спал в настоящем.
– Да не было ничего!
– Ты полное ничтожество! – заявил Миша, покачал головой, с презрением взглянул на него, сплюнул себе под ноги и вышел из развалюхи.
Чуть погодя послышался шум отъезжающей машины.
Илья Савельевич не смог сдержать вздох облегчения. Червонец уехал, бросил его на произвол судьбы. Мол, если враг выживет, хорошо, если нет, то туда ему и дорога. Да, суд судьбы – это серьезно. Трезубов не мог осуждать Мишу за такое решение.
А он обязательно выживет. И руки развяжет, и ноги.
Сделать это Трезубов смог довольно быстро. На полу валялось битое стекло. Он смог выковырять из грязи один такой осколок, приноровился, перерезал наслоение из клейких лент. Снять путы с ног было еще легче.
Илья Савельевич поднялся, выглянул из окна – никого. Только поле от дома до самого горизонта и лес в стороне. Ветер усиливался, с неба капнуло, но это не беда. Главное, что он смог дожить до дождя. Значит, и дальше все будет хорошо.
А от дождя Трезубов не раскиснет. Если Миша его пощадил, значит, можно возвращаться в Москву. Там теплая квартира. Добраться бы до нее, принять на грудь капель двести коньяка, забраться в джакузи.
Потом уже будет видно, как быть дальше. Возможно, он доведет начатое дело до конца. Найдет человека, который решит проблему с Мишей. Выждет время и отыщет такого.
Трезубов вышел из развалин. Порывистый ветер толкнул его в спину, но Илья Савельевич лишь улыбнулся. Ветер – это не страшно.
– Эй! – донеслось из-за спины.
Трезубов остановился, конвульсивно выгнул спину. Колени заледенели и онемели. Он едва не потерял равновесие, разворачиваясь на голос. Сознание забилось в черепной коробке как птица в клетке. От резкой головной боли завибрировали титановые пластины.