— Долго еще? — спросил Сталин.
— Четверых нарисовала, — ответила она. — Остались только вы. Мне нужно еще минут десять–пятнадцать.
— А почему меня рисуете последним? — полюбопытствовал он.
— Я всегда последней стараюсь сделать самую сложную работу, товарищ Сталин.
— Ну, рисуй, — кивнул он. — Лаврентий, поставь что‑нибудь из пластинок, послушаем музыку. Или, может быть, споем?
— Выпили всего по рюмке — какие песни? — сказал Маленков. — Споем позже.
Берия включил радиолу, подождал, пока прогреются лампы и поставил пластинку.
— Я закончила! — Лида встала из‑за стола и раздала рисунки. — Я могу идти?
— Интересно! — Молотов протянул свой портрет Маленкову. — Посмотри, Георгий. Как на фотографии, вот только взгляд… Разве я так смотрю?
— Смотришь, — ответил Маленков, возвращая портрет. — Меня точно изобразили, спасибо! Сохраню на память.
— А вы маслом рисуете? — спросил Микоян. — Я бы вам заказал портрет.
— Рисую, — ответила Лида. — Но сейчас я работаю с портретом мужа, а потом буду рисовать товарища Сталина.
— Спасибо, Лида! — подошел к ней Берия. — Спасибо за то, что рассмотрели.
— Это что же в тебе такого увидели? — спросил Молотов. — Покажи рисунок.
— Я его уже убрал в портфель, — отказался Берия. — Как‑нибудь потом.
— Лаврентий, пластинка доиграла, — сказал Сталин. — Поставь что‑нибудь из песен. А вы идите сюда. Это я?
— А вам не нравиться? — спросила Лида. — Наверное, это из‑за того, что вы были чем‑то недовольны, поэтому получился образ хмурого вождя. Если бы вы смеялись, был бы совсем другой портрет. Художник только отражает действительность. Чтобы я ее могла менять, я должна лучше вас знать, а я вас видела всего от силы полчаса за все время, пока мы живем на этой даче.
— Девушка молодец! — сказал Маленков. — Такая работа нуждается в поощрении, не правда ли, товарищи? Вот что бы вы хотели?
— А на рояле можно сыграть? — спросила она, глядя на Сталина. — Я, правда, лет десять не играла, но одну вещь должна помнить.
— Ну если только одну, — Сталин указал ей рукой на рояль. — Лаврентий, подожди с пластинками.
Лида прошла в другой конец зала, откинула крышку рояля и села на стул. Он был нужной высоты и регулировать не потребовалось.
«Надеюсь, ничего больше не попросят играть!» — подумала она и положила пальцы на клавиши.
— Что это была за вещь? — взволнованно спросил Молотов, когда отзвучали последние аккорды. — Я ее ни разу не слышал, но хватает за сердце!
— Я не знаю, — соврала она, возвращаясь в ближний к двери конец зала. — Меня ее научила играть мама. Давно, еще девчонкой. Так мне можно уйти?