«Другие, наоборот, ненасытны. Это как в ресторане: одни поклевывают, другие обжираются, ну и что? Сотрудница бюро Франс-Иммо в Лондоне сказала мне по секрету, что она хочет всегда».
So what?[17]
Когда умрут те, кто много занимался любовью, и те, кто меньше ею занимался, те, кто занимался любовью с одними, те, кто предпочитал других, какое это все будет иметь значение? Смерть одна имеет значение.
Франк? С недавнего времени мир восхищает меня, меня умиляют почки на деревьях. В сквере ликует дерево. Ветерок шевелит его ветки, тяжелые от розовых кистей; когда я прохожу мимо, лепестки дождем падают мне на щеку. Цветок задевает меня, его запах туберозы открывает мне новую дверь. Эта сила жизни требует, чтобы я поставила крест на печали. Мое прошлое загажено, моя веселость — мертворожденное дитя. Детство овоща, проклятое семя!
Я звоню Северину и Иветте, чтобы проверить мой уровень сопротивляемости, и напарываюсь на Мамочку периода мстительной вредности.
— Как дела?
— Мои результаты улучшаются чудесным образом.
— Ты могла бы позвонить нам пораньше.
Чем больше я выигрываю, тем больше я их теряю. Чем больше я проигрываю, тем больше я их завоевываю. Семейная война. Пляска смерти. Зло наступает, сказал бы Вейсс, но добро разоблачает его.
— А Шарль и Лилли? Ты никогда не спрашиваешь, как они живут, — продолжает Мамочка.
Поскольку мне лучше, она дает волю своему озлобленному сердцу.
Вчера удар достиг бы цели, сейчас мне наплевать.
— Да нет, я никогда не спрашиваю, как они живут, потому что они мне никогда не звонят, а у меня рак.
Ой-ой-ой, сказала я себе, глядя на свою правую руку. Она худеет на глазах. Я кладу трубку.
С Шарлем и Лилли, с соседями, с друзьями Тристаны способны проявлять альтруизм и доброту. Только вот с дочкой Мод они ведут себя с детства так, как чайник водит машину. Уничтожающий принцип руководит обменом наших реплик, раку нравится эта схема родственных отношений, взаимное неприятие, обоюдная аллергия. Я хорошо знаю их невроз. Нежность, ласковые записки, а потом уксус и жабы.
«Это потому, что мы тебя любим», — говорят они, нанося удар.
Покончено с мечтами о примирении с Элкой Тристан в роли блудной дочери. Истина освещает все эти измышления боковым светом, как гигантский прожектор, она не щадит никакую семью, никаких Тристанов. Сведен к нулю великий враждебный принцип, разлагающий наше общение. Яд не проникнет больше в мои вены, я вырываю капельницу.