— А это вы зря мне рассказываете. — Старик уже общался с ним один на один, Паша выписывал справку. — Цену же можно и скинуть при наличии информации.
— Да не учите меня, надо — объегорите как липку, кажется, мы друг друга понимаем, не так ли?
— Что да, то да, — кивнул старик, — приятно с вами иметь дело.
— Взаимно, — раскланялся Чигринцев, заплатил, что требовалось, молодому, сложил справку, завернул ожерелье (как правильно его назвал оценщик) в тряпочку и, еще раз кивнув, поспешил к машине.
Николай Егорович жил в Замоскворечье, недалеко от Балчуга, в хорошем сталинском доме, за крепкой железной дверью, замаскированной наружной — старой, но дубовой, крашенной плинтусным суриком.
В доме чувствовался вкус: старая стильная мебель, книги, иконы давнего письма, хрусталь в горке, но не дешевый чешский, а тоже тех времен, когда красота сочеталась с добротностью запросто и обязательно. Правда, одно портило обстановку: вещей было слишком много, хозяин, похоже, был их рабом, а не веселым эпикурейцем.
Но нет, хозяин оказался интересней, чем первое о нем представление.
— Милости прошу. Кофе? — Николай Егорович провел Чигринцева в большую комнату, усадил в кресло за круглым красного дерева столом. Неспешно разлил кофе, потом уже сказал не без рисовки: — Покажите, мне звонили.
Воля вытащил ожерелье.
— Да-с, — с отчетливым старосветским «с» молвил коллекционер, — ко мне пришли. — Небольшой, сухонький, лет, вероятно, шестидесяти или чуть больше, с приятной свинцовой сединой, аккуратный и деловой, он был немногословен, давно научился держать себя в руках, но видно было: вещь ему нравится, по тому хотя бы видно, как он быстро положил ее на стол, якобы оценил мигом, а на деле стараясь скрыть восторг и сбить цену — он не был еще уверен в Воле.
— Ваша цена?
— Вам она должна быть известна, — просто сказал Воля. — Шесть с половиной тысяч долларов.
— Молодец! — Николай Егорович улыбнулся. — Верная цена. До шести мы сторгуемся. Итого: пять — вам, а тысячу, извините, в «Жемчуг», не так ли?
Чувствуя себя в полной его власти, Воля тоже рассмеялся:
— Вас не проведешь, впрочем, я не очень и пытался.
— Достигается упражнением. Помните, как Мышлаевский ответствует изумленному Лариосику?
— Да, конечно, — кивнул Воля, оценивший цитату.
— Ну а раз так — по рукам. Извольте подождать.
Николай Егорович, никак не хотелось называть его стариком и даже пожилым — столь крепок был весь его облик, — ушел в другую комнату и вернулся не очень и скоро с пачкой стодолларовых купюр.
— Считайте, — положил аккуратно на стол.
Проклиная себя, Воля начал считать, сбился, начал снова.