Да, благодаря Голобоковым и Лиле Костенко я нашла таинственную старушку, и сейчас стояла около её постели. Лиля обещала на полчаса уйти, но что случится за это время? А вдруг в результате Малькову придётся везти в реанимацию? Тогда я окажусь во всём виноватой. Но повернуться и уйти, оставив всё, как есть, тоже нельзя.
Юрий Кулдошин очень ждёт моей встречи с Мальковой. А сегодня у него день рождения, и огорчать именинника нельзя. Я уже купила Кулдошину портсигар, о котором он давно мечтал, и сделала на крышке гравировку. Ещё я присмотрела стеклянную пивную кружку, завальцованную в олово, но вручать её буду не я, а Лёшка Жамнов. Бравый телохранитель боялся лично выбирать подарок шефу и слёзно просил меня сделать это за него. Взамен Жамнов пообещал исполнять все мои желания без вопросов и раздумий.
Но насколько сильнее обрадовался бы Юра-Бешеный, скажи я ему, что убийца найден! По крайней мере, получено его описание ещё от одного человека. И, возможно, Малькова действительно видела само убийство…
Она должна сказать как можно скорее — да или нет. Сказать добровольно, припомнив как можно больше подробностей. Никакого давления, никаких угроз — только ненавязчивая психологическая обработка.
Вот именно, психологическая обработка по методике следователя Милявской, ветерана сыска, необыкновенной женщины, вместе с которой мне довелось этим летом работать в Питере. Ей шёл семьдесят шестой год, а вкалывала она побольше многих молодых. Именно она вывела на чистую воду того самого зловещего пенсионера, позднее сбитого троллейбусом. Вывела, задев чувствительную струну… Нет, не в его душе. Душа этого седовласого упыря давно умерла, если когда-то была вообще.
Галина Семёновна Милявская обработала его подружку, которая всё знала об убийстве и ограблении, потому что из любви к преступнику помогала ему. И никогда не сдала бы его, не примени Милявская тонкий психологический приём.
Улик у неё практически не было, и приходилось действовать вслепую, наугад. Тогда было необходимо получить признание, как и сейчас. И та женщина сдала убийцу, сильно рассердившись на него. Милявская вскользь обронила, что тот самый старик, пообещавший руку и сердце допрашиваемой даме, на самом деле хочет жениться на свояченице. Больше ничего несчастной влюблённой пенсионерке и не требовалось. Страстная любовь моментально превратилась в смертельную ненависть.
Да, Милявской тогда пришлось солгать, потому что никакой другой женщины у преступника не было. Но то была ложь во спасение — без неё не восторжествовала бы справедливость. И, если потребуется, я применю метод Милявской, совру ради правды. Понять бы только, куда надо бить. Точнее, не бить, а давить — бережно, не дыша, потому что слишком хрупкий материал у меня под рукой.