Гордий, рассуждая так, шел темной улочкой. Будьте вы прокляты, говорил он, — я связался с вами! Мне стыдно!
Но тут он вспомнил Дмитриевского, вспомнил… Нет, он вспомнил одну деталь. Деталь была — ничего себе! На предварительном следствии шла речь о версии Дмитриевского, которая касалась его свидания с Иваненко. Свидание он якобы назначил Иваненко на 22 часа. Иваненко, кстати, в тот день на свидание не собиралась. Она собралась в баню и даже приглашала мать, тетку и своих подруг Мамонову, Карьерскую и Зимковскую пойти вместе с ней.
В подтверждении возможности пребывания Светланы между 22 и 23 часами 30 минутами и в бане, и в саду имени Шевченко, где было назначено вроде свидание (он мыслил теперь языком юридическим, каким обычно писались протоколы, допросы, показания), суд ссылается в приговоре на то, что поездка трамваем до вокзала продолжалась 12 минут и что на возвращение из сада имени Шевченко ей также, выходит, требовалось 12 минут.
«Но при этом суд в своем расчете упустил время, которое надо было затратить на дорогу от Южного вокзала до места предполагаемого свидания в саду имени Шевченко…»
Эта догадка мелькнула не неожиданно. Она пришла к нему давно, он ее приберег до пересуда (после вышки), до той минуты, когда вдруг неожиданно для него, может, для следователя, может, и для судей, Дмитриевский заявил, что «ничего разбирать не надо, во всем я виноват, только я один…»
Не потому что Гордию нечего было делать именно теперь (а, собственно, пустой дом без Нюши, этакая тягучая безрассудная ночь), он, тысячу раз до этого проверив практически свою догадку, никому не говоря о ней, решил еще раз все проверить.
Тяжело было думать, что Гузий, этот подонок, «украл» у него самую крупную догадку. Истина умерла вместе с Гузием, может… Ладно! — вздохнул тяжело. — Надо дело делать! — Он еще раз горько посетовал на судьбу, выдавшую ему Дмитриевского. — Докажу, а он в последнюю минуту отговорится: «Я не хочу нового суда. Вдруг — вышка?» Неужели эти молодые люди так всему покорны? Неужели они до безрассудства деловы, расчетливы? Все взвешивают, по полочкам все выкладывают… И лучше десять лет колонии, чем вышка. Где, когда мы их упустили, этих расчетливобесхребетных людей? Ведь за истину их отцы, деды шли на эшафоты, сражались беспощадно, выиграли последнюю войну! Их не соблазняли посулы прохвостов, которые выстраивали версии, одну страшнее другой. Они бились за свое собственное достоинство, умирая говорили «да», если это «да» соответствовало истине. Ведь так даже страшно защищать! Человек прежде всего — собственный защитник! Первый для себя защитник. Его совесть, порядочность, его храбрость, его умение защищают его. Защищают прежде всего. Как же можно «уговориться»?! Как можно поддаться соблазну, попрать истину?!