Анна кивнула. Мать Елена права. И спроси сейчас Анну, мечтает ли она о постриге, искренне ответить было бы трудно. Наверно, мечтает. Это лишит ее своей воли и отрежет путь к бегству. А она думает о бегстве? Нет, но… Анна потерла висок. Как же иногда трудно бывает разговаривать с самой собой.
– Так что бери этого мальчика и езжай. Ведь ехать не так далеко. Разберись там на месте, да и возвращайся скорее, коли так. Бог в помощь, Анна. Любовь и милосердие к ближним лучше всего докажут твою любовь к Богу.
Анна кивнула. Как иногда ей хотелось бы попросить вот хотя бы мать Елену: «Пожалуйста, давайте поговорим обычными словами! Я не понимаю, что вы думаете на самом деле, вот вы наверняка неплохой человек. Давайте поговорим о том, что у меня болит, о моей жизни, о моих невыносимых мыслях… но… только… на моем языке, на том, который я понимаю…» Не попросишь – удивится, обидится, рассердится.
Виталик, которого не было, когда Анна заходила к настоятельнице, как по волшебству, нарисовался около крыльца. Он бросал кошкам, лежащим на солнышке на свежескошенной с утра травке, листья с куста, которые тут же обрывал.
– Оставь в покое кошек и куст, – проговорила Анна, проходя мимо, не замедляя шаг, не глядя на мальчика.
Виталик, как на веревочке, поскакал за ней, хотя она даже не обернулась. Как это объяснить с обычной, человеческой точки зрения? Никак. Виталик вряд ли знает о ее послушании, а если и знает, не понимает, что это такое. Он ей неприятен, она этого не скрывает. А он отойдет в сторонку, переждет и снова лезет к ней.
Анна остановилась, подождала, пока он доскачет до нее. Виталик доскакал на одной ножке, засмеялся непонятно чему и поскакал дальше на другой.
– Заворачивай к выходу! – крикнула Анна. Она подумала было – не захватить ли вещей для Виталика, раз ей велено взять его с собой, но как представила, что придется сейчас копаться в каких-то сумках, тряпках, которые притащила с собой его мать… Или не притащила? Скорей всего эта потерянная женщина ушла от дяди Гены в чем была.
– А чё ты мне дашь за это? – хитровато прищурясь, проговорил Виталик, тут же застыв на месте.
Анна несильно стукнула его по затылку.
– Еще дать или достаточно?
– Достаточно… – пробурчал Виталик. И пошел за ней на некотором расстоянии, невнятно матерясь.
Анна обернулась:
– Заткнись немедленно.
– А то чё? – спросил мальчик, глядя на нее исподлобья. – Чё ты мне сделаешь?
Анна вздохнула, пожала плечами, взглянула на небо. Есть Бог или нет? Что это – то, что люди называют Богом? Иногда ей мешает, что для удобства люди его персонифицировали. Она чувствует что-то огромное, невозможное для постижения, то, во что действительно можно верить. Точнее, невозможно не верить, зная сложность нашего мира. В Бога легко верится в двух случаях. Если ты совершенно, девственно безграмотен, и если ты знаешь так много, что понимаешь – за всем, что есть, что мы знаем и тем более не знаем, стоит высший разум или то, что мы можем назвать высшим разумом, некая направленная сила. Потому что просто иных слов в нашем языке нет.