* * *
Несколько дней спустя Леру настигла ужасная весть. Позвонила одна из «жопомоек». «Лера, – кричала она в трубку, – Эмка погибла!» «Эмка?» – не сразу дошло до Леры. «Ты что, не помнишь Эмку?» Лера-то как раз помнила Эмку очень хорошо, знала всю её бурную жизнь – они были однокурсницами.
Эмка не так давно приехала в Москву и работала сиделкой. Лера успела побывать у неё. «Как, как она могла погибнуть?!» – тоже кричала в трубку. «Сгорела! Её бабка курила ночью, уронила сигарету, начался пожар. Эмка спросонья кое-как вытащила бабку на площадку, потом кинулась за документами и деньгами. А пожар охватил уже всю комнату, выбраться она не смогла!» У Леры трубка выпала из рук.
Она вспомнила их последнюю встречу.
Эмка через сарафанное энское радио узнала Лерин телефон и пригласила её к себе.
Позвонив у двери, Лера услышала сиплый бас: «Открыто!» Она вошла и увидела Эмку на кухне. Та сидела, склонившись, подперев щёку рукой. В другой руке – сигарета.
Седые кудри вместе с дымом клубились вокруг лица. Лера стояла и смотрела на Эмку.
Она ли это, франтиха и щеголиха, всё с иголочки и белоснежное, маникюр-педикюр?
Она ли это, аккуратистка и чистюля, склонилась, неухоженная, за неприбранным столом?
Она ли это, всегда в окружении, всегда в гуще и в центре, сидит сейчас так одиноко?
Эмкино лицо, серое и одутловатое, вытянутой формы, с толстыми обвисшими губами и выпирающими зубами сильно напоминает морду старой лошади, отскакавшей своё. А ведь как когда-то била копытом эта кобылка, какие искры высекала вокруг себя!
Множество печатей слишком явно просматриваются на Эмкином лице: и печать зелёного змия, и печать разгула, и печать самого мощного из дурманов, от которого нет спасенья… Многоголовой была гидра, некогда возобладавшая над Эмкой и приведшая её к сегодняшнему дню.
Сейчас, на кухне, позу роденовского шедевра Эмка приняла случайно. Она не думает. Она не умеет думать.
Не мысли, а импульсы всегда правили ею: импульс – действие, импульс – действие. И ещё в голове щёлкало: выгодно-невыгодно, дорого-недорого, сексуально-несексуально.
Девочку назвала Эммой мама-продавщица. Красивое заграничное имя должно было всем говорить, что девочка особенная, из интеллигентной семьи и жизнь её будет особенная, праздничная.
И хотя природа, невзирая на имя, пожалела для Эмки серого вещества и красоты, она же от щедрот своих наделила её другими, не менее ценными качествами. Она дала ей железную хватку, необычайную увёртливость и пронырливость, умение убедительно врать и блефовать. Да ещё подкинула способность заводить нужные знакомства, находить полезных людей. Здесь Эмке не было равных.