Этой ночью я снова увидел сон, который видел до этого уже тысячу раз. Почему тысячу — просто такое рано или поздно начинает сниться каждому еврею, а потом становится навязчивой идеей, сводит с ума, и никуда от этого не деться. На сей раз этот сон был необычно отчётлив и ярок, почти как в зале кинематографа, когда смотришь красочный широкоформатный фильм, которого ещё никогда не видел. Я чувствовал не только цвет и звук, но ощущал и запах, почти трогал ладонью всё, что стремительно проносилось перед глазами, а под ногами, кажется, шуршали камешки и пружинила горячая земля, по которой я ступал. И всё это лишь снилось…
…Немного захмелевший от ожидания того, что неминуемо произойдёт через какие-то мгновения, и к этому неминуемому ты готовился всю жизнь, я пробирался по длинному салону самолёта к распахнутой двери, опираясь о мягкие шершавые спинки кресел и путаясь в коротком ворсе ковровой дорожки под ногами. Каждый шаг давался почему-то с трудом, словно на ногах были пудовые гири, и в то же время что-то радостное звенело внутри меня и сладким ознобом перекатывалось от кончиков пальцев к затылку.
Уже и лёгкий ветерок дохнул из распахнутой двери, разгоняя застоявшийся сонный полумрак салона. Я тянулся к этому ветерку, но впереди меня были люди, много людей, и все они сейчас, наверное, очень походили на меня. На удивление, никто не лез по головам вперёд, не бранился и не толкался — торжественность минуты, которую каждый из моих соседей тысячу раз представлял в воображении, заставляла быть строгим и терпеливым.
И вот я на верхней ступеньке трапа. Чёрная ночь, переполненная искорками звёзд на невидимом небе, навалилась на матово светящееся жёлто-розовое взлётное поле аэродрома. Вдали приземистое здание из стекла и бетона, увитое зеленью, но не оно приковывает взгляд. За пределами круга, очерченного огнями, куда ни глянешь, повсюду ночь. Но не такая, какой мы привыкли себе её представлять. Расстилаясь вокруг, она теплится мириадами переливающихся и дышащих огоньков, словно бесчисленные созвездия тысячекратно отразились, как в зеркале, в этой необычной и фантастической земле, о которой я прочёл столько книг, столько раз представлял встречу с ней, но лишь сейчас мне предстояло по-настоящему с ней встретиться.
Спускаюсь по трапу, и в моей ладони влажная и горячая детская ладошка. За спиной — женщина, мать ребёнка. Их лиц я не вижу, но знаю, что они доверяют мне, ждут моей помощи, и я в доску разобьюсь, чтобы им здесь было хорошо и спокойно…
Ночь рассекают лимонные огни мелькающих фонарей. По высеченной в розовых высоких скалах дороге въезжаем в большой город, расцвеченный всеми цветами полыхающей неоновой радуги. Что-то в этом городе неуловимо знакомое и родное, давно ожидаемое и вечное…