— Нужно было сделать все возможное, Эстер, чтобы добиться равноправия. И тебе повезло, что ты была воспитана в атмосфере равенства полов. Но это не означает, что ты живешь по тем же принципам сейчас. Ты все еще не определилась.
Мне вспомнилась «Миссис Лейлэнд» Уистлера, смотрящая на что-то через плечо.
— Феминизм не является темой моего искусства. Он может служить лишь фоном.
— Но, Эстер, ты женщина, независимо от того, называешь ли ты себя феминисткой или нет. Ты сталкиваешься с теми же проблемами личной значимости и зависимости, с которыми столкнутся следующие поколения. В противном случае ты не стала бы заниматься таким дерзким и смелым проектом.
Ее похвала удивила меня.
— Дерзким?
Эва спокойно смотрела на меня, выражая взглядом такую любовь, какой я уже давно в ней не видела.
— Я очень горжусь тем, что ты сделала. Но не позволяй им это разрушить — прессе и твоим мужчинам. Реализуй идею проекта в жизни, сделай так, чтобы следующие поколения могли оттуда что-то почерпнуть.
— Чего я не могу понять, так это того, почему меня стараются сломать. Я ведь просто пытаюсь выяснить истинную суть проблемы.
Она засмеялась.
— Ты только что сама ответила на свой вопрос. Ты выше их всех на голову. И они пытаются сломить тебя из чистой зависти. Ты стоишь гораздо дороже их — журналистов и твоих агентов, и они хотят взять реванш. Самое печальное то, что, разрушив твою личность, они сами же будут ее оплакивать.
— Я не знаю, что мне делать дальше.
— Для начала тебе надо выспаться, — ответила Эва. — А потом ты можешь продолжить начатое.
Она была права. Я очень устала. Казалось, тошнота лишила меня последних сил. Но атмосфера между мной и Эвой стала спокойной и даже доброжелательной. Приятно было просто сидеть и разговаривать с матерью, со времени последнего такого разговора прошли годы. Возможно, это только начало новых отношений, — но, по крайней мере, мы сделали шаг навстречу друг другу. Тем не менее, я действительно нуждалась в отдыхе, поэтому решила последовать совету Эвы.
На ее лице появилась добрая улыбка.
— Ложись спать, — уже настойчивей сказала она. — Я понимаю, как ты устала.
Когда я испытала очередной приступ рвоты, Эва приложила к моему затылку смоченную в холодной воде тряпку.
— Сколько недель? — спросила она.
Я вопросительно взглянула на нее.
— У меня было то же самое, когда я вынашивала тебя, — продолжала она, — утром, днем и ночью.
После этих слов меня пронзила ужасная догадка, и сразу вспомнилось горькое клейкое ощущение во рту. Это случилось снова. Я поняла, что слова матери открыли мне правду.