Утром третьего дня в кабинет Фридмана вбежал Федоровцев. — От обычной невозмутимости и спокойствия Андрея не осталось и следа, — произнес мой собеседник. — Оказалось, только что ему принесли заключение биологов. Впрочем, вот оно, из нашего архива. В нем всего несколько строк, но каких строк!
Читаю акт судебно-биологического исследования: «Один волос, изъятый с пули, толстый, темно-коричневого цвета принадлежит животному — кабану. Остальные три волоса принадлежат овце и имеют достоверные признаки сходства с образцами волос, изъятых с околыша шапки потерпевшего Константинова».
— Рикошет! — вырвалось у меня.
— Да, то был рикошет, — подтвердил мою догадку Лев Михайлович. — Пуля, летевшая под углом, ударила в мчащегося кабана и, отразившись с громадной скоростью, срикошетировала в сторону, смертельно ранив Константинова. Так один — единственный волос с туловища секача, оставшийся в толще деформированного «Жакана», помог нам найти ключ к разгадке всей этой истории.
Замечу, что неугомонный Федоровцев, даже получив заключение биологов, не счел экспертизу законченной. Ему потребовались образцы волос кабана, для сравнения с тем — единственным. Он, по словам Льва Михайловича, уже готов был бежать в горьковский магазин «Охотник», где висела в качестве предмета интерьера голова кабана, как тут следователь привез пучок щетины, обнаруженный при повторном осмотре места происшествия. Ее и использовал эксперт для окончательного сравнительного исследования.
Фридман предполагал, что пуля срикошетировала либо от головы животного, либо от его корпуса. Опытный охотник рассказал ему, что к зиме у самцов-секачей кожа на шее и боках утолщается до трех сантиметров, создавая так называемый калган — прочный естественный панцирь.
Прошло не менее двух часов с момента начала нашего разговора. За это время лишь единственный телефонный звонок прервал беседу: из райотдела милиции интересовались результатами недавней экспертизы. Внезапно Лев Михайлович сказал:
— Да, не будь того волоса на пуле, кто знает, как повернулось бы дело. Все, вероятно, свелось бы к неосторожному убийству, и Скворцову, в общем безусловно профессиональному егерю, пришлось бы пережить немало тревожных минут. Но и Андрей силен — ведь это второй случай, когда по единственному волосу ему удается докопаться до истины. Ты знаешь, о каком случае я говорю?
— Конечно, наслышан и о той экспертизе. Но скажи, Лёва, почему именно ему — Федоровцеву, а не иному врачу достаются, как в лотерее, подобные находки?
— Насчет лотереи ты, конечно, зря. — Фридман помолчал и после паузы произнес: — Другой эксперт с тем волосом ничего и поделать бы не смог, не тот уровень знаний. Так что все — справедливо.