— Боюсь, если не сбить жар, спасти жизнь виконтессы не получится.
— О боги! Нет! — полный театральной муки голос Джеффри. — За что?!
…Свист ветра — как свист хлыста. «Считай!» — приказывает знакомый жесткий голос, и черная плеть, сотканная из песчинок и ветра, бьет по ногам, опрокидывая меня на колени. Алмазный песок режет руки, жадно пьет кровь и все никак не может напиться.
«Терпи, потаскуха!» — добавляет отец, а где-то вдалеке горько, безутешно плачет младенец.
— Неужели ничего невозможно сделать?!
— Только молиться, виконт. Только молиться.
— Хотела стряпчего — получи стряпчего.
«Подожди! Не уходи!» — я хочу крикнуть это. Но горло совсем пересохло, нет сил ни на что, кроме хриплого кашля. И маг уходит, исчезает меж черных барханов. Злое солнце бьет в ослепшие от слез глаза.
…Смеется безумным смехом Изабелла Вимано, рыдает ребенок. Сталь блестит кровью, вспыхивает огненный смерч над холмами, скалятся мертвые разбойники под пение скрипки и гобоя. Голоса и лица свиваются в бесконечный хоровод — умоляют, проклинают, требуют…
На этот раз жидкость в приникшей к губам чаше восхитительно холодна. Она пахнет мятой и медом, отдает приятной горечью. Я глотаю ее, поначалу почти бездумно, чувствуя, как с каждым глотком отступает черная пустыня, полная зловещих видений.
…Все равно что в жаркий день окунуться в воду. Не ледяную, а приятно-прохладную. Такими были воды озера, на берегу которого навсегда остался Лоренцо…
— Ну вот — другое дело, — одобрительно замечает голос над головой. — Пускать кровь женщине, пережившей выкидыш?! Ну что за идиоты! Еще глоточек, милое дитя.
Темная кисея перед глазами рассеивается неохотно, словно реальность стыдится показать свое лицо, но я узнаю и голос, и добродушно-ворчливые интонации. Пусть и слышала их первый и последний раз почти четыре года назад.
— Доктор Альпин?!
— Тссс… не надо вскакивать. Да, это я, — фэйри присаживается рядом на краешек кровати и укоризненно качает головой. — Вы — счастливица. Еще день, и мне бы осталось только засвидетельствовать вашу кончину.
Сквозь душный запах благовоний чувствую острую вонь собственного пота, запах нечистот и болезни. В комнате почти темно — лишь канделябр с тремя зажженными свечами бросает желтые блики на стены и лицо фэйри. И все же, несмотря на темноту, ошибиться невозможно — мы в человеческом мире, не на Изнанке.
— Что вы здесь делаете?
— Спасаю вам жизнь, — фыркает мой давнишний партнер по котильону. — Помните, что случилось?
— Я упала с лестницы.
— И потеряла ребенка.
Его слова отзываются глухой болью. Пусть я и не хотела это дитя: злилась на утренние приступы тошноты, стыдилась вдруг проснувшейся раздражительности и слезливости и боялась будущего, в котором ребенок свяжет меня, навсегда прикует к семейству Уотерхорсов.