Стимар смотрел на брата, чувствуя, что из памяти, из души удаляется нечто куда большее и дорогое, чем ромейский сон о Лисьем Логе, выгоревшем в яви. И вся его ярость вдруг утихла, улеглась, ни на что не сгодившись — только зря коня гнал.
— Взял. Чересчур велика вира, — пробормотал он, садясь в седло. — Как бы мне за нее самому в огонь не пришлось идти.
— Что речешь? — не расслышал старший брат.
— Спрашиваю: Лучиновых всех порезали? — мрачно спросил Стимар, двинувшись с братом стремя в стремя.
— Всех не всех, — все с тем же лихим весельем отвечал Коломир. — Князя рубили — не дорубили. Навалились радимичи скопом, отбили, отволокли в чащу. Да не княжить ему теперь без десницы… А девок его красных прихватили. Все трех. Как подосиновиков с одной поляны.
— Девок?! — обомлел Стимар.
— Тебе подарок от меня, — сверкнул глазами Коломир. — Слыхал уже, слыхал я от Броги, как Лучинов своих дочерей тебе на пест силком сажал — выдоить тебя вроде телки, а потом и кровь заодно пустить, чтоб от тебя на его земле ничего зря не пропало. Ловок Лучинов!
Коломир рассмеялся. Но не как отец — раскатившись громом, а иначе — с треском большого огня, будто и был тому близкому огню родным братом не менее, чем ехавшему по левую от него руку Стимару.
Чудная свадьба еще до заката отпечаталась у Стимара в памяти не явью, а чудным сном, а избранная им невеста — не иначе как вилой, девой небесной, давно унесенной ветром в неизвестную сторону.
— Теперь сам их распочни, коли хочешь, — все балагурил старший брат, кичась перед младшим своей властью, пока в душе у того мучительно срасталась разорванная явь.
Коломира удивило молчание брата и его неживой вид, и он добавил уже не шутя:
— Теперь бери по своей воле. Что захочешь — то и делай с ними… А то и просто в холопки сгодятся.
— Исет у тебя? — словно очнулся в тот миг Стимар.
— Которая? — не разобрал Коломир.
Стимар ударил коня по ребрам и ринулся к возам, бросив позади изумленного брата.
Груженая вирой-добычей рать остановилась, молча встречая того, кто дал ей волю брать ту виру с радимичей, и так же молча расступилась, когда Стимар подлетел к возам.
Все три дочери Лучинова князя сидели на среднем возу, мертвенно неподвижные и молчаливые. Будто вывезенные из покоренного града столпы-идолы.
Стимар соскочил с коня, и заглянул всем трем в глаза. Ни ночь, ни огонь не отражались в их глазах. Дочери радимического князя теперь все смотрели в неизвестную сторону ночи.
— Исет! — тихо позвал Стимар, предчувствуя, что ему уже не дозваться, как бы громко он не кричал ей вслед.