Я обещал. Мисс Херби протянула мне руку, и я почувствовал слабое пожатие ее похудевших пальчиков.
Прошла еще одна ночь. Минутами мои страдания так жестоки, что у меня вырываются стоны; потом боли стихают, и на меня нападает какое-то оцепенение. Очнувшись, я с удивлением вижу, что товарищи мои еще живы.
По-видимому, лучше других переносит лишения наш буфетчик Хоббарт, о котором я почти не упоминал до сих пор. Это низенький человечек с хитрой физиономией и вкрадчивым взглядом; он часто улыбается одними губами, глаза его всегда полузакрыты, как бы для того, чтобы скрыть мысли. Все в нем фальшиво. Я готов присягнуть, что это лицемер. Я уже сказал, что лишения, по-видимому, мало отразились на нем… Не то чтобы он не жаловался — напротив, он без конца хнычет, но, не знаю почему, это хныканье кажется мне притворным. Посмотрим, что будет дальше. Буду следить за этим человеком, так как у меня возникли на его счет некоторые подозрения; хотелось бы проверить их.
Сегодня, 6 января, Летурнер отозвал меня в сторону и сказал, что хочет «поговорить по секрету». Он не желает, чтобы его при этом видели или слышали.
Я отправляюсь с ним на самый дальний край плота, и, так как уже наступил вечер, темнота скрывает нас от посторонних взоров.
— Сударь, — говорит мне вполголоса Летурнер, — Андре очень слаб! Мой сын умирает с голоду! Сударь, я не могу этого видеть! Нет, я больше не могу!
Летурнер произносит эти слова голосом, в котором слышится сдержанный гнев, глубокое отчаяние. О! Я понимаю, как должен страдать этот отец!
— Нельзя терять надежду, — говорю я, беря его за руку. — Какое-нибудь судно…
— Сударь, — продолжает отец, прерывая меня, — я говорю с вами совсем не для того, чтобы выслушивать банальные утешения. Никакого судна не будет, вам это хорошо известно. Нет. Я имею в виду совсем другое. Сколько времени мой сын, вы сами и все остальные ничего не ели?
— Запас сухарей кончился второго января. Сегодня шестое. Значит, уже четыре дня… — отвечаю я на этот неожиданный вопрос.
— Четыре дня как вы не ели! — заканчивает Летурнер. — Ну, а я не ел восемь дней!
— Восемь дней!
— Да! Я сберегал сухари для моего сына.
У меня выступают слезы на глазах. Я беру за руку Летурнера… Я едва могу говорить. Я смотрю на него!.. Восемь дней!
— Сударь, — произношу я наконец, — что я могу сделать для вас?
— Тсс! Не так громко! Чтобы никто не слышал!
— Говорите же!
— Я хочу, — шепчет он, — я желаю, чтобы вы предложили Андре…
— А вы разве не можете?..
— Нет! Нет!.. Он понял бы, что я лишал себя пищи ради него!.. Он отказался бы… Нет! Надо, чтобы это исходило от вас…