Признаться, он мне по сей день снится лежащим в той багровой луже крови и получающим вроде как по заслугам, но какой ценой! Ко мне во сне также часто приходит нежная Мона. Интересно, какова ее судьба? Где она теперь? А как перенесла потрясение того дня Памела? И главное, что стало с Гарри? Где теперь этот парнишка, не осознающий и половину того, в чем его обвинили, и так наивно задающий вопрос в никуда «зачем?». Я также долго размышлял над тем, что конкретно интересовало Гарри: зачем его привели в каюту 418? зачем дали в руки нож? или зачем убили Тома? Думаю, теперь даже сам Гарри уже не помнит, что именно он подразумевал.
Среди океана эпизодов и сцен в моей памяти есть один, долгие годы который я так усердно пытался забыть. Но у меня так ничего и не вышло. Все, что я сейчас рассказал, в совокупности не пугало меня настолько сильно, как один крохотный факт моей запятнанной совести. Тогда той дурманящей ночью, обнаружив и внимательно изучив любовное письмо Томаса, я сложил его по имеющимся изгибам и незамедлительно перенаправил его миссис Доусон. Я помнил, что Мона всегда заказывала завтрак в каюту. Я знал ее привычки, успел выучить. Незаметно для своего коллеги, который тем утром должен был отнести заказ, я спрятал письмо между аккуратно выложенными салфетками. Я не знаю точно, что было у меня в голове, когда я совершал этот поступок: Мона, ее побои, измена Томаса или всеобщая несправедливость? Сейчас уже трудно сказать наверняка, да в принципе и тогда было нелегко… Время не расставило все по местам, оно просто продолжало мучить меня своим прошлым…
Мужчина остановил записывающее устройство недавно купленного магнитофона. Человеку, сидевшему за столом однокомнатной квартиры в пригороде Зальцбурга, было шестьдесят три года. Из деревянного ящика резной столешницы он медленно достал девять таблеток валиума. Это все, что у него осталось. Ровно через минуту он запьет их одну за другой остывшим горьковатым мятным чаем для того, чтобы заснуть и больше никогда не быть сторонним наблюдателем.
2013 г.