Слепой придвигает мне чашку.
— Ну? — говорит он. — У тебя были вопросы…
Я смотрю на дорогу, пересекающую поля. Голая серая лента. Ни одной машины, никакого признака жизни. Интересно, это та же самая дорога, по обочине которой мы тащились в прошлый раз с Лордом?
Слепой терпеливо ждет. Но ему ли не знать, что на Изнанке все вопросы теряют смысл. А я так о многом хотел спросить. Стервятник. Лорд. Черный и его автобус. Македонский. Горбач. Лэри… Мне хотелось бы понять, думает ли он о них столько же, сколько думаю я. Просыпается по ночам с мокрыми щеками? Считает часы и минуты? Ненавидит лето? Живет наполовину? Превращается в чужака, абсолютно лишенного чувства юмора? Но это глупо. Конечно, он думает о них. По-своему. Слепой прагматик. Он не станет мучиться мыслями о чем-то, чего не в силах изменить. Или станет? Какими словами спрашивают о таком, и спрашивают ли вообще?
Ветер проносится над полем, разглаживая траву, овевает мне лицо, со скрипом раскачивает лампу на потолке веранды. Слепой влез на дряхлый стул с ногами и курит, тоже глядя на дорогу.
Об автобусе он говорить не станет. Дела Наружности его не касаются. Это я уже понял. В дела вожаков он тоже, видите ли, не лезет. Черта с два, конечно, он в них не лезет, но попробуй доказать, что это так. Значит, говорить о Стервятнике мы тоже не будем. Слепой примет его выбор, даже если этот выбор — петля, а то, что меня это не устраивает, — исключительно моя проблема.
Македонский… О Македонском спрашивать бессмысленно. Вряд ли даже сам Македонский сможет ответить хоть на один вопрос о себе. Горбач — Прыгун. Кажется, недавний. О Прыгунах я сам спрашивать не хочу. Толстый…
Вопросы, вопросы… Дом их не любит. Они должны быть простыми. Например, смогу я удержать эту чашку или придется пить, как обычно, нагибаясь и прихлебывая? Смогу ли задать хоть один вопрос?
— Знаешь, кто приехал в Дом? — спрашиваю я.
Слепой отворачивается от дороги и впивается взглядом в мои зрачки.
— Знаю. Седой. С ним все в порядке, не беспокойся.
В горле пересыхает. Все в порядке, по мнению Слепого. Ничего менее успокаивающего он сказать не мог.
— То есть?
— Я же сказал, с ним все в порядке.
— И что это означает?
Слепец тянет паузу, насколько возможно. Давая понять, что я слишком назойлив.
— Что он там, где хотел быть.
И опять затыкается. С многозначительным видом.
Я вдруг понимаю Волка. Хочется вскочить и встряхнуть Слепого так, чтобы его зубы разлетелись по всей веранде.
— А поконкретнее?
Слепой таращится. Потом тянется через стол и утаскивает мой кофе. Свой он, конечно, уже выхлебал.