— Чем же плохи мои ноги? И что страшного, если ветер немного их приоткроет? Ткань тяжелая, вряд ли она будет так развеваться — это уж очень сильный ветер нужен… Зато хитон нарядный, и светло-зеленый цвет мне к лицу. Гектор всегда это говорил. Дай зеркало, Эфра. И перестань ворчать. Я выхожу замуж, второй и, наверняка, последний раз в жизни, а ты ворчишь без умолку, будто чем-то ужасно недовольна! Ты ведь только и мечтала об этом!
Андромаха поправила на плече золотую застежку и, пристроив на столике поданное рабыней бронзовое зеркало, стала вынимать из тугого узла прически роговые шпильки. Ее блистающие тусклой бронзой волосы распались по плечам и спине, свесились со спинки стула. Эфра, взяв гребень, окунула его в эти струящиеся локоны и, отделяя прядь за прядью, стала сооружать на голове своей госпожи настоящее творение искусства.
— Да, — проговорила она глухо, но не от раздражения, а лишь от того, что держала во рту не меньше десятка шпилек. — Да, я все эти четыре года хотела, чтобы ты смирилась, девочка моя, чтобы у тебя достало разума понять твое положение и положение твоего сыночка и уступить желанию царя… Выхода-то другого все равно нет.
— Вот теперь нет, — произнесла Андромаха тем же, беспечно — безмятежным голосом, которым говорила все утро и который почему-то ужасно пугал Эфру. — Или я становлюсь женой Неоптолема и царицей Эпира, или он женится на Гермионе, и тогда и меня, и Астианакса убьют. Правда, Неоптолем сказал, что в этом случае попытается нас куда-то там увезти, спрятать, но мы оба с ним понимаем, что или нас, в конце концов, найдут, или надо уезжать очень-очень далеко, а куда можно поехать?.. Да, выхода нет, а потому я через час… — она глянула в окно, на солнечные часы, которые соорудили по приказу Неоптолема, а точнее, по ее просьбе, на площадке позади дворца, под окнами ее комнаты, — а потому я уже меньше, чем через час войду в храм Артемиды, и там жрец соединит нас с царем.
— Ты говоришь об этом так, госпожа, будто это о ком-то другом… — задумчиво сказала старая рабыня, навивая на палец очередную бронзовую спираль и ловко прикалывая ее к стянутому на темени молодой женщины узлу волос. — Ты все время словно смеешься над тем, что происходит. Раньше ты никогда такой не была!
— А Гектор говорил, что я каждый день какая-то другая, новая! — воскликнула Андромаха и засмеялась.
— О, боги! «Гектор, Гектор!» Ты за все эти четыре года столько раз не произносила имя Гектора, сколько за одно сегодняшнее утро! Ты же выходишь замуж, госпожа! Замуж за человека, который любит тебя так, что готов ради тебя сражаться со всей Ойкуменой! И Гектора ведь уже нет… Но ты ведешь себя так, словно это он, а не царь Неоптолем будет ждать тебя возле алтаря храма!