Ваня Грошев размечтался, словно собирался здесь прожить всю свою жизнь. Оле посмотрел на часы. Было около восьми утра. Солнце пробилось сквозь туман, и море, покрытое льдом, заблестело, заиграло яркими бликами. Небо очищалось быстро, и так же быстро таял тоненький слой свежевыпавшего снега.
На снегу ярким пятнышком показалась красная куртка Нади. Оле в тревоге побежал навстречу дочери.
— Ты что, Надя?
Лицо у девочки было заплаканное, хотя Надя никогда не ревела при отце.
— Я пришла к тебе рано утром, — не сдержав всхлипа, с трудом произнесла Надя, — а в доме никого. Я испугалась: ты уехал и не попрощался со мной.
— Ну что ты, моя хорошая, как я мог это сделать? Зря ты так плохо обо мне думаешь…
— Я не думаю, — оправдывалась Надя, — я проснулась рано-рано и все думала о тебе, как будешь отдыхать… Радовалась за тебя и беспокоилась…
Оле вспомнилось местное значение слова «отдыхать», и он заверил дочку:
— Я буду путешествовать, набираться культуры. Отдыхать некогда будет… Вот хочешь — я буду тебе писать каждый день, что я увидел, что узнал нового? Хочешь?
— Очень хочу! — восторженно ответила Надя.
— И ты будешь как бы путешествовать вместе со мной… В школе у вас я видел карту — будешь отмечать, где я… Хорошо?
— Нина Павловна не даст пачкать карту, — засомневалась Надя.
— У меня дома есть атлас, — вспомнил Оле. — Будешь на атласе отмечать.
И вдруг вспомнилась давно слышанная песня:
Глаза поутру после сна открывая,
На карте отметишь мой путь…
Оле уже чувствовал себя бывалым путешественником.
— Идем собирать чемодан, дочка! Смотри — снегопада нет, небо ясное, к полудню будет чисто.
4
Надя провожала отца.
Одна ее рука была в его широкой, шершавой ладони, другой она крепко прижимала к себе большой атлас в черном клеенчатом переплете, в который была вложена отцовская армейская фотография.
— Первый пункт ты уже можешь отметить, — сказал Оле. — Столицу нашего Чукотского округа — город Анадырь.
В аэропорту районного центра было людно: уезжали отпускники, молодые ребята — выпускники школы, командированные.
— У вас броня? — спросила полная белая женщина в окошке кассы, похожей на клетку зверофермы в Еппыне: она была отделена от зала металлической вольерной сеткой.
— Нету, — сказал Оле и отошел.
Посередине зала ожидания стоял глазной врач Пуддер и разговаривал с мужчиной в летной форме.
Оле подошел.
— А, старый знакомый! — обрадовался Пуддер. — Как дела в совхозе? Товарищ Назаров, позвольте вам представить моего друга.
Пуддер наклонился к Оле и спросил:
— Как зовут?
— Оле.
— Товарищ Оле. А это — начальник аэропорта.