— Старинные обычаи, — начал он медленно, словно бы издалека, — не все были плохими. Если бы жизненные правила, стихийно сложившиеся на протяжении многих веков, были против человека, наши народы не смогли бы существовать в этих условиях. Наверное, в том, что люди как бы предсказывали и такие союзы, была своя мудрость…
— Нанок, — в голосе Марины слышалась мольба, — не говори так по-ученому. Ты для меня не чужой человек, поймешь меня. До встречи с Сергеем я где-то в глубине души впрямь считала себя предназначенной тебе. Но ведь сейчас все это глупо.
— Не так уж глупо, — весело ответил Нанок и взял ее руку.
— Ты что? Что ты?
— Марина, я не хочу, чтобы ты насовсем уходила из моей жизни. Раз так получилось, оставайся тогда, оставайся тогда…
— Ты что? Что ты? — в смятении повторила Марина.
— Оставайся моей сестрой…
— Сестрой?
— Да, сестрой, — весело повторил Нанок. — И такое бывало в старом эскимосском обществе.
— Нареченная сестра, — тихо произнесла Марина.
— Ну вот, а тебе желаю счастья с оленным человеком Сергеем Наволочкиным.
— Спасибо, Нанок, — Марина рванулась к парню и крепко, в губы, поцеловала его.
На обратном пути, когда, помогая друг другу, они поднимались по крутому склону, оставляя на этот раз слева безмолвную толпу железных бочек, Марина спросила:
— Ты надолго сюда?
— Послезавтра уеду.
— Куда?
— В Чаплино. Мне надо купить ярангу.
— Ярангу?
— Для музея. Мы уже подготовили площадку. Хотим поставить ярангу, чтобы люди видели, как мы жили, откуда вышли на свет.
В Провиденской гостинице Нанок сел писать первое письмо Зине Канталиной. Написав обращение и поставив восклицательный знак, Нанок остановился и глянул в окно. В бухте стояли корабли. Они выстроились на рейде в ожидании ледокола, который должен повести их в Чаунскую губу. В порту, находящемся под окнами гостиницы, грохотали лебедки и краны, гудели автомашины. Ревел бульдозер, ровняя гору угля.
Странное состояние было у Нанока. Он силился вспомнить какое-нибудь хорошее слово, но в памяти возникало совсем другое — синий вечер в Наукане, далекая песня моторов и едва видимые в морской дали вельботы. Они тащили кита, и путь их к родному берегу был долог.
Нанок сидел на большом камне и слушал сказку, которую рассказывала бабушка Асыколя. Это было повествование о двух молодых людях, чья преданность друг другу позволила им выдержать самые тяжелые испытания.
«Они жили в маленьком нынлю в том месте, где берег понижается и легко можно спустить к воде каяк. В те годы и на нашем берегу охотились на этих маленьких лодочках, сшитых из лахтачьей кожи. Человек в каяке плавал не хуже моржа, однако опасность подстерегала того, кто был неосторожен: острый клык или зуб могли прорвать кожу, и тогда охотник шел ко дну, словно каменный жирник.