В СССР молодая послевоенная городская интеллигенция была иной общностью, нежели старая российская и первая советская интеллигенция. Война оказалась разрывом непрерывности. Это и произошло в СССР: и в социальных группах, и в культурных и этнических.
Социолог Дюркгейм изучал этот разрыв в типах солидарности, который привел на Западе к тяжелой социальной и культурной болезни — аномии (распад человеческих связей и массовое нарушение привычных нравственных и правовых норм). Московичи привел объяснение Дюркгейма об отличии органической солидарности от прежней (механической): «Этот социальный тип основан на принципах, настолько отличных от предшествующих, что он может развертываться только в той мере, в какой эти последние отходят на второй план. В самом деле, люди группируются не в соответствии с отношениями родства, а по особенностям общественной деятельности, которой они себя посвящают. Их естественной и необходимой средой становится теперь не среда, в которой они родились, а профессиональное окружение. Теперь уже не кровное родство, действительное или вымышленное, определяет место каждого, а функция, которую он выполняет».
Можно предположить, что этот переход в СССР прошел менее болезненно, чем на Западе — там аномия привела к мировым войнам, глубоким кризисам и массовой преступности «среднего класса». Но сложные неизученные процессы и разрывы в советском обществе соединились в систему с кооперативными эффектами и породили порочные круги.
Во время инкубационного периода 1955–1985 гг. произошла дезинтеграция советского общества и появились уже крупные и влиятельные общности, которые вызрели и произвели перестройку. «Антисоветский марксизм» в среде шестидесятников и гуманитариев сыграл свою роль в 70-80-е годы — дал идеологию, «похожую на науку», дал многим группам язык и стиль. К тому же он блокировал развитие обществоведения, в котором возникали полезные очаги с методологией, близкой к научной.
Фундаментальным провалом политической системы СССР было то, что обществоведение, взявшее за методологическую основу исторический материализм, развивалось в парадигме натурфилософии, а не как познание, автономное от нравственных ценностей. Обществоведение выполняло идеологические и ритуальные функции, а практики следовали здравому смыслу и опыту, т. е., неявному знанию. После войны поколение практиков сошло со сцены, и следующее поколение было индоктринировано «идеологами». Самым сплоченным и авторитетным сообществом этих «идеологов» были те, кто с энтузиазмом приняли харизматическую инновацию Хрущева, его «оттепель».