.
До весны я решала сложный вопрос — куда поступать. У меня по-прежнему не хватало мужества признаться маме об изменении планов. Я угрюмо проводила все время в занятиях. Мите я все-таки написала — три беспомощные строчки. И стала ждать. Я не бегала к почтовому ящику, была твердо уверена, что день, когда придет ответ, почувствую сразу. Прошло две недели, затем месяц, ответа я не получила. Возможно, письмо не дошло или Митя очень занят, уговаривала я себя, но на самом деле знала, что не дождусь ответа. Зачем я ему, он никогда и не подавал мне никаких надежд. Сама все придумала, а теперь мучаюсь.
Несмотря на излишний романтизм, я всегда себе говорила правду. Однажды, уставившись в зеркало, я договорилась со своим отражением больше ничего не ждать и ни на что не надеяться. Но выдержала недолго. Буквально через два дня позвонила Руфе и напросилась в гости.
— Как хорошо, что ты вспомнила обо мне. Теперь большая редкость, когда молодые навещают нас, стариков, — сказала старая дама, впуская меня в квартиру.
Я с подозрением посмотрела на нее, нет ли в ее словах иронии, желания меня поддеть.
— Приходится много заниматься, мне скоро поступать, — начала было я оправдываться.
— Я понимаю, поэтому благодарна тебе. И готова сразу же перед тобой отчитаться. Митя прислал письмо. У него все в порядке, но когда приедет, не знает.
В это время появилась Маша и, зыркнув глазами в сторону Руфы, быстро направилась на кухню.
— Что это она? — удивилась я. — Не поздоровалась даже. Может, обижена на меня?
— Она обижена на весь свет, — уклончиво ответила Руфина. — Ты знаешь, Лера, кажется, у нас появилась возможность подать прошение о пересмотре дела Данилы.
— Здорово. Выяснились какие-то новые обстоятельства?
— Нет, но кое-что в старых осталось не проясненным. Только я никак не могу заставить Володю сдвинуться с места.
— Неужели ему не хочется помочь собственному сыну?
— Не знаю.
— То есть как? Не понимаю.
— Это длинная и сумбурная история. Володя женился очень рано. Ему было неуютно в жизни. Мы же с ним семья то ли врага народа, то ли нет. Мой муж был очень крупным инженером, делал самолеты. Когда, наконец, очередь дошла до него и его пришли арестовывать, у него не выдержало сердце. Он умер прямо на руках у энкавэдэшников. И было непонятно — то ли нас высылать, то ли нет. На всякий случай я решила, что лучше уехать из Москвы. Практически на этом моя карьера примадонны столичного театра закончилась. Но надо было спасать Володю, да и Эвку тоже. Я решила, что буду останавливаться во всех городках, где только есть театрики, и там, где возьмут, там и осядем. К счастью, мы не очень далеко уехали. И мне даже дали приличное жалованье.