Бальбоа, не удержавшись от короткого смешка, широким жестом указал на своих спутников:
— Посмотри на нас хорошенько! Мы втроем едва смогли наскрести деньги на выпивку. Неужели ты думаешь, что можешь что-то с нас поиметь?
— Сегодня, конечно, ничего, — ответил тощий слуга. — И завтра тоже. Но я прибыл в Индии открывать и завоевывать новые земли, а не таскать кружки в таверне или пресмыкаться перед Овандо. Я мечтаю о великих свершениях и знаю, что гораздо большего смогу добиться как солдат, чем как торговец или политик, — он немного помолчал, после чего положил руку на стол, как если бы собирался присягнуть на Библии. — Если я поклянусь защищать этого человека, вы можете быть уверены, что никто не сможет до него добраться иначе, как через мой труп.
— Я тебе верю, — убежденно ответил Охеда. — Я действительно тебе верю. У тебя все на лице написано. Как тебя зовут?
— Писарро, — просто ответил тот. — Франсиско Писарро.
Много лет спустя, когда приближение кончины заставило его оглянуться назад, чтобы подвести итоги жизни, свершений и приключений, Сьенфуэгос не переставал удивляться, как же тесно порой связаны эпохальные события и незначительные на первый взгляд происшествия, как часто судьбы людей и даже целых народов зависят от самых ничтожных, казалось бы, вещей.
Скажем, если бы в тот вечер Охеда, Бальбоа и он сам не собрались все вместе в таверне «Четыре ветра», если бы туповатый капитан Педраса не заявился бы туда в ту самую минуту, когда слуга оказался возле их стола — весьма вероятно, что этот тощий человек с горящими глазами и пламенной речью никогда бы не сошелся с доном Алонсо де Охедой, не стал бы его доверенным лицом, и тот не сделал бы его своим помощником. Ведь именно благодаря Охеде военная карьера этого человека с железной волей медленно, но неуклонно пошла в гору, и уже на закате жизни, будучи почти стариком, он совершил один из самых удивительных подвигов в истории человечества, покорив при помощи жалкой кучки безумцев сказочную империю Перу, которую населяло более шести миллионов человек.
— Я прибыл сюда на одном из кораблей Колумба, во время его последнего плавания, — поведал Писарро, когда им наконец удалось его разговорить. — Собирался плыть вместе с ним в Сипанго и Катай, но пришлось остаться здесь.
— И почему же?
— Все подхватили лихорадку, и нас высадили в Пуэрто-Эрмосо, в двадцати лигах отсюда — как раз накануне того рокового дня, когда ужасная буря потопила большую флотилию.
— Тебе повезло!
— Повезло? — изумился тот. — Я отправился в Новый свет в поисках приключений, а вовсе не для того, чтобы сидеть, как собака на привязи, на этом проклятом острове, где нет ни малейшего шанса добиться успеха. В Трухильо я пас свиней, а здесь обслуживаю всякий сброд в таверне. Головокружительная карьера, не правда ли?