Дурман (Горовая) - страница 2

- Люблю, Виталик!

Уже не шепот, стон. Протяжный, на сорванном вздохе. И ее руки, цепляющиеся за его плечи с такой же силой, как он держал ее.

Не удержался, опрокинул на кровать, подмял под себя, накрыв своим телом полностью. Так, чтоб только волосы по подушке и ступни на его бедрах. А вся она - под ним, ее стоны, ее вздохи, ее мольбы дать больше. Любил это. Ловил кайф от одного ощущения Татьяны всем своим телом.

Затрясло обоих. Ее на секунду раньше. Удовольствие словно подбросило в воздух, заставило выгнуться. Будто она пыталась из-под него убежать, вырваться. Открытым ртом хватала воздух. И он сильнее сжал. Не уйдет. Не пустит! Вдавил в подушки, заражаясь от ее дрожи, сам провалился в черный омут. Когда только мышцы сводит до болезненной дрожи удовольствия. И под веками марево. А в руках - она.


- Сильно любишь?

Он наблюдал за тем, как Таня пыталась привести себя в порядок дрожащими руками. Но расческа все время падала. Да и майку она никак не могла расправить. Скомканный халат ветеринара валялся на полу кабинета. Казак любил ее ночные дежурства. Нагло вламывался в клинику и требовал внимания. Хотя, он и без дежурств от этого требования не отступал.

Таня обернулась через плечо и усмехнулась в ответ на его вопрос.

- Думаешь, я сюда табунами мужиков пускаю, чтоб на диване поваляться, когда работы нет? Я правила клиники ради тебя злостно нарушаю…

Таня умолкла, наверное увидев, как закаменело его лицо и сжались руки.

Рефлекс.

- Виталик?

Непроизвольная, неконтролируемая реакция. Удержать. Не выпустить. Удавить любого, кто просто рядом очутится. Глянет на нее. И от бешенства, вызванного слишком давним страхом. Спрятанным и придушенным, пропитавшимся алкогольным перегаром, невнятным матом и постоянным чувством сосущего голода, заставляющим попрошайничать и пойти на что угодно. А еще необходимости драться так, чтобы победить. Потому что приходилось драться за свою жизнь. Одиночки всегда так дерутся. Те, кто никому не нужен.

Стоп. По тормозам. Все давно окончено. И пеплом посыпано. И не вспоминал он об этом больше двадцати лет. Пока Таню не встретил.

Она отбросила гребанную расческу и шагнула к нему. Обхватила ладонями щеки, попыталась поднять его голову, заставить посмотреть ей глаза. Но Казак опустил веки. Не хотел, чтобы она видела всю эту злость и бешенство. Тем более не позволил бы разглядеть страх.

- Ты же не серьезно? Виталик? Я пошутила. Ты же сам знаешь, что нет никого другого. И я тебя люблю, - осторожно попыталась воззвать к его разуму. Просто не знала, что в данный момент разум отсутствовал. - Блин, имей совесть! Ты со мной рядом торчишь почти круглосуточно! Когда бы я по-твоему еще с кем-то крутила?