Бестиарий (Сапковский) - страница 3

Alienati sunt peccatores a vulva erraverunt ab utero locuti sunt falsa furor illis secundum similitudinem serpentis sicut aspidis surdae et obturantis aures suas quae non exaudiet vocem incantantium et venefici incantantis sapienter.

То же говорит псалом 90:13: «На аспида и василиска наступишь; попирать будешь льва и дракона» – «Super aspidem et basiliscum calcabis conculabis eonem et draconem».

Имеет ноги верблюжьи и крылья птичьи. Яйца кладет по манере птичьей и знает, когда время класть приходит, ибо звезду только ей ведомую наблюдает. Стало быть, ассида есть метафора человека, коий вдохновен и вдохновению следует.

Чудо из чудес, вместо плодов всяких гусей живых родит. Когда подходящий час подоспеет, дерева сего ветки густейше ракушками обвешиваются, ровно яблонь яблоками. Ракушки оные взрастают, а затем скорлупка их лопается и раскрывается. Ежели кто поблизости пребывает, тот видит, как из скорлупы той раскрытой птичьи ноги перепончатые, дергаясь потешно, висят, а вскорости и цельные птицы гогоча из скорлупы вылупляются, совсем выросшие и к летанию готовые. Птицы сии, берниклями называемые[1], размером гусей поменее, а уток поболее будут.

Древа такие – зело редко однако – встретить можно на Оркадских и Шетландских островах, как то удостоверяет англичанин сэр Джон Герард в своей «General Historie of Plantes».

Дерево, кое в Индии, в особливости же на Пряных Островах неподалеку от Китаю произрастает. В малайской речи означает «Древо Ядов». Ибо кора и дерева этого листва такие страшные туманы, испарения и запахи источают, что аж на четыре мили вкруг все вымирает, без разницы – человек, зверь либо растение. Туземцы Малайи ядом упомянутым стрелы свои и копия отравляют, а ежели кого пожелают смертию покарать, то оного на ночь к стволу привязывают, а на заре утренней он уже готовый и окоченевший висит. Такоже некоторые гады и бестии ядовитые яды свои из Богуна Упаса черпают.

Таковой в Азии обретается. Голова у него и тулово бычачьи, а на шее грива, яко у коня. Имеет рога, однако столь закругленные и так сильно назад выгнутые, что никому ими вреда причинить не может. Однако же защиту, коей природа поскупилась дать ему в рогах, она щедро восполнила в кишках. Видя себя преследуемым, боканон тылом к преследователям оборачивается и, громко пуская ветры, поражает оных вонию и испражнениями столь страшными, что очи на лоб вылазят, а волосы в завитки закручиваются, и к тому же на три мили вокруг. Упорнейший охотник от такового убегает и боканона преследовать более не решается.