— Вы предпочли бы, чтобы они с нами — то есть, простите покорно, со множественными листовочниками, наводнившими весь город, — в самом деле боролись? — съязвил Золотце.
— Будь я на их месте? Да. Парад — это последнее, что способно помочь в подобной ситуации. В отличие от, скажем, разбирательства. Но мы видим лишь достаточно бессодержательную демонстрацию силы — а это, наоборот, подчёркивает их бессилие.
— Сила это или бессилие, зависит от того, продолжим ли мы клеить листовки, — тихо заметил Скопцов. — Потому как, если мы испугаемся и не станем…
— А мы собираемся пугаться? — засмеялся Золотце. — Не думаю.
— Они разгромили Колину — Хикеракли теперь настойчиво зовёт его Коленвалом — квартиру, — Скопцов потупился. — Может, это и не пугает, но силу показывает.
Мальвин скривился.
— Показательные порки — чрезвычайно переоцененный метод, господин Скопцов. Что им следовало бы сделать, так это отыскать хотя бы одного из нас и допросить приватно. Но они не справятся.
— С вами тремя-то уж точно, — Золотце продолжал смотреть весело. — Вы, господин Мальвин, всё же происходите из солидной семьи, которой окна так просто не побьёшь, а уж о вас, хэр Ройш и господин Скопцов, и говорить нечего…
С площади донёсся ещё один залп. Хэру Ройшу-младшему не нравилось высовываться в слуховое окно, но, к счастью, кто-то из предыдущих посетителей чердака проделал в деревянной стене удобные щели. Под крышей вообще было обжито — сюда явно нередко забирались полюбоваться на здание Городского совета и благопристойный Старший район, — но лёгкий запах затхлости всё равно не уходил. В Золотце он наверняка будил все его романные ассоциации разом, почему тот и приволок однокашников именно на чердак, а вот хэру Ройшу-младшему было слегка противно.
Он бы предпочёл созерцать парад в более комфортной обстановке.
— Да, и об этом тоже я собирался… — проговорил Скопцов, после чего обернулся к хэру Ройшу-младшему: — Скажите, вы полагаете то, что мы делаем, этичным?
— Простите?
— Не поймите меня превратно, я спрашиваю гипотетически, так что даже если нет, это не значит, будто мы обязаны… — Скопцов сконфузился, но с усилием продолжил: — Поймите меня верно. Человек может сделать… многое, но я полагаю, что он должен при этом быть с собой честен. Именно честность — антоним подлости. Хэр Ройш, я — сын одного из генералов, — он смазано кивнул в сторону слухового окна. — Вы — сын одного из членов Городского совета. Развешивая листовки, мы пытаемся сломать или как минимум пошатнуть то, что делают наши отцы. Не некие образные отцы в смысле старшего поколения, а кровные, родные. Я об этом думал, и мне сложно не видеть в такой позиции лживости.