– Дайте на минутку! Посмотрю на тот обрыв. Там лежат мои отец и мать.
Он долго смотрел на берег, где виднелись три выбеленных солнцем креста. Опустил бинокль. Перекрестился. И попросил: «Благословите на кару Божью!»
Надрывалась паровая машина, захватывало воду гребное колесо. Пароход упрямо пробирался против течения, как Александр Киприянович вопреки мудрости жизни.
Через трое суток он прибыл в Минусинск. Пристань переполнена людьми и подводами. Выждал, пока рассеются пассажиры и встречающие, незаметным сошёл на берег. Сегодня ему хотелось быть невидимым для людей. На извозчике прикатил в двухэтажную рубленую гостиницу. Завтракать не стал: волнение подступало к горлу. Перво-наперво пошёл посмотреть мучной лабаз дяди. У его ворот четыре подводы. В проём тяжко входили грузители с кулями на спине, а оттуда возвращались с белыми от муки затылками. Один стоял на подводе. Он легко забрасывал кули на спины чуть пригнувшихся мужиков. Подводы менялись одна за другой. У лабаза постоянно вертелись люди. «Надо ждать вечера», – решил Александр и примостился у заплота покурить. До обеда насчитал десять телег, разгрузившихся в Акимов балаган. «Значит, и после обеда будет не менее», – прикинул он. Затем сходил пообедал и снова засел у заплота. Выжидал, когда закончится вереница подвод. Солнце клонилось к закату, удлиняя тени. «Слава Богу, солнце скрылось. Хоть в теньке посидеть. А то из-за этого Акима потом изойдёшь, – думал Сотников, вытирая лоб и шею. – И мушва надоела, хуже наших комаров».
К вечеру, когда последняя порожняя подвода и стайка грузителей покинули балаган, Александр Киприянович, оглядываясь, вошёл в дверь. Склад наполовину забит штабелями кулей с мукой. В маленькое единственное окошко, посаженное на фронтоне, почти у самого потолка, пробивался угасающий дневной свет. Он падал на стол, за которым сидел человек и перебирал бумаги. Рядом стояла недопитая бутылка водки и горящая керосиновая лампа. Сотников закрыл дверь на засов. На скрежет запора человек повернул голову:
– Мужики, поздно! Сегодня боле не принимаю!
Александр Киприянович поставил у двери саквояж.
– Плохо встречаешь гостей, дядя Аким! Али не рад встрече?
Он по-хозяйски прошёл меж штабелей – нет ли там грузителей – и, вернувшись, подошёл к столу.
– Что ты здесь ходишь, мужик, как хозяин? – Аким поднялся из-за стола. – Не Сотников ли тебя прислал?
– Сотников! Только не Пётр Михайлович, а покойный братец его!
Аким прибавил фитиля в лампе и только сейчас узнал незваного гостя. От неожиданности снова сел. Забегал глазками, словно собирался пуститься наутёк. Потом надел очки и дрожащими пальцами принялся за самокрутку, взяв щепотку табака из лежащего на столе кисета.