Под этим именем Гриша и снискал себе позднее локальную славу городской иконы стиля.
И, кстати, натуральные иваси, даже умей они говорить, не стали бы открещиваться от родства с нашим Гришей: сколько я его помню, он всегда был тощим, как весенняя селедка.
— Рыба моя! — обратилась я к приятелю, который вплыл в кухню, держа у уха телефон.
Рыба помахала ухоженным плавничком, показывая, что сейчас занята, и проворковала в трубку:
— Ко-отик, будь лапочкой, заскочи после работы к Бабке Ежке, забери у нее Натуськин ключик, а то бедная крошка домой попасть не может, сидит у нас.
— Бу-бу-бу, — согласно пробубнила трубка, и владелец отклеил ее от своей сережки с бриллиантиком.
— Зайдет, заберет, — сообщил он мне.
— Гран мерсище!
Я исполнила поясной поклон в позиции сидя.
— Слушай, Ивась, давно хочу спросить, почему ты Марью Васильну Бабкой Ежкой именуешь? Она же мировая старушенция.
— А потому, что у ее мужа стрижка ежиком, то есть он Дед Еж, стало быть, она Бабка Ежка, — объяснил Ивась, ставя передо мной курящуюся паром тарелку.
— Логично, — согласилась я и замолчала, осторожно дегустируя супчик. — Гм… А недосол — это модный тренд или пространство для кулинарного маневра?
— Ой, да посоли, как тебе надо! — Ивасик переместил с подоконника на стол солонку. — Вообще, как получилось, вкусно?
— Язык проглотить можно! — кивнула я, чавкая.
— Язык не надо, он еще пригодится, я жду, что ты сейчас мне все расскажешь.
Ивасик сел на табуретку, поставил локоть на стол, положил в ладошку подбородок и призывно поморгал.
— Все — это что? — уточнила я опасливо.
Рыбонька только выглядит, как нежный лютик, на самом деле он цепкий, как бультерьер. Я считаю, зря Ивась не пошел работать по профилю — из него получился бы прекрасный репортер светской хроники: приставучий как банный лист.
— Все — это подробности твоего заграничного вояжа! — Ивасик снова поморгал, побуждая меня начать былинный сказ.
— А ты откуда знаешь, что я за границу ездила? — Я удивилась.
Помнится, я этой радостью ни с кем не делилась.
— А кто, ты думаешь, устроил тебе эту поездку?
Ивасик улыбнулся, щипком подобрал с высокой скулы завитую прядку и заправил ее за ухо, явно красуясь.
— Чтоб ты знала, Рюрикович хотел Рузанку отправить, пришлось заставить ее взять самоотвод.
Рузанка — это Рузанна Симонян, одна из моих коллег и конкурентов. У нее пронзительные желтые глаза и выдающийся крючковатый нос, на основании чего мы с Ивасиком предполагаем, что Рузанка происходит по прямой линии от горного орла.
Рюриковичу Рузанка приходится троюродной племянницей — по местным меркам родство достаточно близкое, чтобы шеф чувствовал себя обязанным покровительствовать кровиночке. В результате эта птица-орлица то и дело утаскивает в клюве самые выгодные заказы, обделяя неединокровных Рюриковичу честных работяг чуть менее высокого полета.